Амели Нотомб

Почему у нас всегда все плохо кончается? – спросила однажды Розелина.

– Потому, что так гораздо красивее, – уверенно ответила Плектруда.

Любовь – средоточие уверенности и сомнения: мы так же уверены, что любимы, как и сомневаемся в этом, не поочередно, а с ошеломительной одновременностью. Пытаться избавиться от этого сомневающегося начала, задавать возлюбленной тысячи вопросов значит отрицать коренную двойственность любви.

— Это вкусно, это сладко, это маслянисто, я хочу этого ещё!

Я снова откусила от плитки, рыча.

— Удовольствие — это чудо, научившее меня, что я — это я. Я — источник удовольствия. Удовольствие — это я: каждый раз, когда будет удовольствие, значит буду и я. Нет удовольствия без меня, нет меня без удовольствия.

Плитка исчезала во мне глоток за глотком. Голос вопил во мне все громче:

— Да здравствую я! Я великолепна, как сладострастие, которое я ощущаю и которое я изобрела. Без меня этот шоколад — ничто. Но стоит его положить мне в рот, и он становится удовольствием. Он нуждается во мне.

С давних времён существует секта идиотов, которые противопоставляют чувственности ум. Это порочный круг: они лишают себя удовольствия, чтобы восхвалять свои интеллектуальные способности, что в результате их обедняет. Они все глупеют, а им кажется, что они блистательно умны, хотя нет на свете большей глупости, чем считать себя умным.

Наслаждение внушает уважение и восхищение по отношению к тому, что сделало его возможным, удовольствие будит мозг и делает его виртуозным и глубоким. Магия этого так велика, что достаточно только подумать о наслаждении, чтобы его ощутить. Как только личность познала экстаз, она спасена. А торжествующая фригидность пусть празднует собственное небытие.

В гостиных встречаешь людей, которые громко хвалятся вслух тем, что они лишены того или иного удовольствия в течение 25 лет. Встречаются также потрясающие дураки, которые гордятся тем, что никогда не слушают музыку, никогда не открывают книгу, не ходят в кино. Есть и такие, что бахвалятся своим целомудрием. Этим им необходимо потешить своё тщеславие: больше им нечем будет довольствоваться в жизни.

Воспоминание имеет ту же власть, что и написанное: когда ты видишь слово «кот», написанное в книге, его вид отличается от соседского кота, который смотрел на тебя своими красивыми глазами. И, однако, видеть написанным это слово доставляет тебе удовольствие сродни присутствию настоящего кота и его золотистому взгляду, устремлённому на тебя.

Память это то же самое. Твоя бабушка умерла, но воспоминание о ней делает её живой. Если тебе удастся запечатлеть сокровища твоего рая в твоём мозгу, ты унесёшь в своей голове если не их волшебную реальность, то, по крайней мере, их могущество.

Отныне в твоей жизни будут сплошные коронации. Моменты, достойные этого, будут облечены в мантию из горностая и коронованы в храме твоего черепа. Твои чувства станут твоими династиями

Слово «текст» образовано от латинского textum, что означает «ткань». Ведь можно сказать, что текст ткут из слов. Интересно, верно?

Убийство и сексуальный акт часто завершаются одним и тем же вопросом: что делать с телом? В случае сексуального акта можно просто уйти. Убийство же не допускает подобной вольности. Потому-то оно и связывает людей куда теснее.

Значит, вот он, смысл и причина существования любой жизни: если мы здесь, если переносим такие испытания, если заставляем себя продолжать дышать, если терпим столько обыденности, то лишь ради того, чтобы познать любовь.

Гнев — существительное, к которому не приставишь отрицание. Вы нигде не прочтете слово «не-гнев». Почему? Да потому что гнев — состояние благотворное, оно спасает от отчаяния.

Наверно, каждого человека ждет в бескрайней книжной вселенной одна-единственная книга, которая и превратит его в настоящего читателя – конечно, если судьба позволит им встретиться. Платон писал, что люди, некогда рассеченные богами надвое, с тех пор блуждают по свету в поисках своей половины, чтобы не оставаться ущербными до самой смерти; это столь же справедливо в отношении человека и книги.