Михаил Давыдов

. В итоге в начале ХХ века Российская империя была единственной мировой державой, которая обходилась без парламента и на которую не распространялось понятие правового государства.

За три четверти века — от Александра I до Русско-японской войны — очень важные, жгучие вопросы русской жизни так и не были решены, их поместили, условно говоря, в вечную социально-политическую мерзлоту, в которой многие из них существуют и сегодня.

Ведь образ царской России как отсталой страны с незавершенными реформами и ограниченными возможностями имеет смысл только в соотнесении с Россией Советской — страной успешных реформ и неограниченных возможностей, включая практику неограниченного геноцида собственного народа.

В 1240 году, когда Батый взял Киев, Русь была свободной страной, хотя в ней, разумеется, как и в Европе, были зависимые люди. А через двести сорок лет как бы вышедшее из монгольского ига Русское государство во многом оказалось православной калькой с Золотой Орды.

Усилиями Ивана III, Василия III и Ивана Грозного к середине XVI века ни светская, ни церковная вотчина не имели правовой защиты, что практически доказала опричнина с ее конфискациями, выселениями, переселениями. Самый знатный человек мог лишиться собственности в любой момент, часто — вместе с жизнью.

Важно заметить, что «плач» над судьбой крестьянства — один из главных компонентов пресловутого «народолюбия» — был отнюдь не бескорыстным. Взамен интеллигенция присвоила себе право говорить от имени народа, выдавая свои социалистические взгляды за крестьянские.

В более широком контексте термин «голод» был синонимом любого намека на дефицит. В литературе, в пуб­лицистике и в аналитических текстах можно встретить такие словосочетания, как «сахарный голод», «металлический голод», «хлопковый голод», «нефтяной голод», «дровяной голод», «мясной голод» и т. д. С этой точки зрения у нас сейчас «пармезанный» и «хамонный голод». Такова была языковая норма, вытекавшая из тогдашней системы координат «плохо/хорошо»

Это привело к серьезнейшим деформациям наших представлений о прошлом. Простой пример — во время «голода» 1906–1907 годов, когда правительство выделило на продовольственную помощь 169,8 млн рублей (порядка 4% бюджета), жители наиболее пострадавших губерний тратили гигантские суммы на алкоголь, а в сберегательных кассах тех же губерний росла наличность. Так, население лишь 12 (!) из 90 губерний и областей России за июль 1905 — июль 1907 года (для большинства этих губерний оба года были неурожайными) выпили водки на сумму, превышающую стоимость боевых кораблей и других вооружений, потерянных в ходе Русско-японской войны

В конце XIX — начале XX века наделы в Европейской России колебались от 0,25 до 15 десятин на душу. Однако такая огромная разница не всегда вызывала соответствующие различия в благосостоянии крестьян. Нередко на меньших наделах они жили зажиточнее, чем на крупных, а на худшей земле лучше, чем на черноземе

проблема русской деревни была не в количестве земли, а в отсталых приемах и условиях ее обработки. Земли крестьянам, как правило, не хватало для того, чтобы вести архаичное экстенсивное хозяйство, не соответствовавшее ни условиям модернизации, ни росту численности населения