Татьяна Самсонова

Что ж, гордость — завтрак дурака.

Тогда мы не думали, что времени когда-нибудь будет конец, — мы думали, оно будет идти и идти себе, вечно, расслабленное и остановленное, как в тот момен

Потом начал падать дождь в экстравагантной истерике.

Теперь мы молились, как жрецы или девственницы, о том, чтобы встретить какие-нибудь фургоны, идущие на запад

Потом пришли дожди, они шагали по земле, возбуждая новые травы, рушась с грохотом, молотя, как страшные пули, так что осколки и испыления земли танцевали яростную джигу.

У них началась гангрена, а с этой плясуньей мало какой кавалерист захочет хороводиться.

, сколь запутанные сети мы плетем, когда впервые в нашей жизни... [12] детей заводим. Дети всегда требуют, чтобы родители не менялись, чтобы оставались все теми же папой и мамой, — и ужасно теряются, если мы делаем что-то такое, чего, по их мнению, делать не должны. Ужасно.

И не может же она стрелять во всех безвкусно одетых домохозяек – тогда застрянет тут на целый день.

Когда весь мир летит в тартарары, обыденное продолжает служить опорой.

Шел 1943 год, и война тянулась уже так давно, что приходилось хвататься за любое подобие счастья.