Бриджет Коллинз

Я смотрю на него. Сердце пронзает дрожь. Вскоре мне захочется смотреть на него неотрывно, снова изучать каждую веснушку, каждое движение губ и каждую ресницу. Но пока еще рано. Пока я могу лишь смотреть на него украдкой и продолжать дышать.

не шевельнулся. Казалось, стоит подождать, и страх уйдет; тогда я буду готов. Но он не ушел. А под ним, подобно болезни, о которой я и не подозревал, таилась черная печаль, чувство утраты столь сильное, что хотелось рыдать. — Эмметт.

Я развернулся и вышел.

В последующие несколько дней мы не говорили о случившемся, а обсуждали лишь домашние дела и погоду, взвешивая каждое слово, как люди, ступающие по тонкому льду.

Одно неосторожное слово, — со вздохом произносит он, — может означать разницу между победой и поражением.

Когда письмо принесли, я работал в поле, вязал последний пучок пшеницы.

В ушах звенел голос отца: колдунья проклянет его в мгновение ока. И мамин, ответивший ему: она уже это сделала.

Интересно, как пахнут болота? Стоячей водой, гниющими камышами? И тем, и этим, и наверняка глиной.

Здесь, среди запахов кожи и клея, я был как дома.

Я чувствовал, что занимаюсь своим делом, что переплет — мое предназначение

— Эмметт, — в его устах мое имя звучало как проклятье.

Он смотрел на меня с ненавистью. Не знаю, за что, но он ненавидел меня.