Лоуренс Рис

«Он был не в ладах с миром, — пишет Август Кубичек, проживший с ним несколько лет в одной квартире в Австрии. — Куда бы он ни смотрел, он видел вокруг только несправедливость, ненависть и вражду. Ничто не укрывалось от его критики, ничто не удостаивалось похвалы в его глазах… Задыхаясь от ненависти к множеству вещей, он был готов излить свою ярость на все человечество, которое не понимало, не ценило и даже преследовало его»‹1›.

Или возьмем невероятную самоуверенность будущего диктатора. За несколько лет до описываемого периода, когда Гитлер еще жил в Вене, он заявил озадаченному соседу по съемной квартире, что решил написать оперу. Тот факт, что он не знал нотной грамоты, отнюдь не смущал его. В дальнейшем его чрезмерная уверенность в собственных силах станет восприниматься как признак гениальности.

«Главное дело» своей жизни, в которое Гитлер страстно поверил, он открыл благодаря Первой мировой войне и ее бесславному результату. Если бы не это эпохальное событие, он почти наверняка остался бы прозябать в Мюнхене и не оставил бы в истории человечества даже малого следа

Дан­ное про­из­ве­де­ние стало сво­е­об­ра­з­ным ито­гом пят­над­ца­ти­лет­ней дея­тель­ности, во время кото­рой я писал книги и сни­мал теле­пе­ре­дачи о нацис­тах, и пред­став­ляет собой попытку про­де­мо­нст­ри­ро­вать, почему одно из ужас­ней­ших прес­туп­ле­ний в исто­рии лучше всего пони­ма­ется через при­зму одного кон­к­рет­ного места — Освен­цима.

у Освен­цима есть чет­кая дата начала (пер­вых заклю­чен­ных-по­ля­ков дос­та­вили туда 14 июня 1940 года), и, в отли­чие от исто­рии гено­цида, у него также есть и чет­кая дата окон­ча­ния (лагерь осво­бо­дили 27 января 1945 года).

Польза от лич­ных встреч и бесед с уце­лев­шими узни­ками и прес­туп­ни­ками огромна. Они дают такую воз­мож­ность загля­нуть за кулисы, кото­рую редко полу­ча­ешь, рабо­тая иск­лю­чи­тельно с письмен­ными источ­ни­ками.

Когда я рабо­тал над сце­на­рием и ста­вил фильм о док­торе Йозефе Геб­бельсе, то раз­го­ва­ри­вал с Виль­ф­ри­дом фон Ове­ном, кото­рый, как лич­ный рефе­рент Геб­бельса, очень тесно рабо­тал с печально изве­с­т­ным минист­ром про­па­га­нды нацис­тов. После офи­ци­аль­ного инте­р­вью, за чаш­кой чая, я спро­сил этого умного и оба­я­тель­ного чело­века: «Если бы вы могли одним сло­вом под­вести итог своих впе­чат­ле­ний от Тре­ть­его рейха, что бы вы ска­за­ли?» Герр фон Овен на минутку заду­мался, фор­му­ли­руя ответ, а я для себя решил, что в его ответе будет содер­жаться ссы­лка на ужа­с­ные прес­туп­ле­ния режима — прес­туп­ле­ния, кото­рые он совер­шенно отк­рыто при­знал, — и о том вреде, кото­рый нацизм нанес чело­ве­честву. «Что ж, — нако­нец про­из­нес он, — если бы я мог одним сло­вом под­вести итог своих впе­чат­ле­ний от Тре­ть­его рейха, то этим сло­вом было бы слово — рай».

Der ewige Jude («Веч­ный жид») — филь­мом, в кото­ром кар­тины расст­ре­лов евреев пере­ме­жа­ются изоб­ра­же­ни­ями крыс.

Jud Suss — драму, в кото­рой прек­рас­ную «арий­ку» наси­лует еврей.

люби­тели кино пред­по­чи­тали ходить на такие про­па­ган­ди­стс­кие фильмы, где, по его выра­же­нию, «они не заме­чают ника­ких хит­рос­тей».