Оливия Лэнг

Я очень хотела не быть там, где находилась. По правде сказать, беда состояла вот в чем: пространство, в котором я пребывала, не находилось нигде. Жизнь казалась мне пустой и ненастоящей, до позорного истончившейся, — так стыдятся носить запятнанную или ветхую одежду. Я ощущала себя так, будто мне угрожает исчезновение, хотя в то же время все мои чувства были такими оголенными и чрезмерными, что я частенько жалела, что не могу полностью расстаться с собой, хотя бы на несколько месяцев, пока не поутихнет внутри. Если б я могла облечь в слова то, что чувствовала, получился бы младенческий крик: «Я не хочу быть одна. Я хочу быть кому-нибудь нужной. Мне одиноко. Мне страшно. Мне надо, чтобы меня любили, прикасались ко мне, обнимали»

Cadillac Moon», с ее нейтральным

«Когда ты просто стараешься выжить — а именно так я это воспринимала в то время, и я имею в виду духовное выживание, — нужно, как мне кажется, отбросить бесполезные эмоции, а гнев и горечь бесполезны. Думаю, в некоторых обстоятельствах они могут послужить топливом, но это не то топливо, в котором я тогда нуждалась. Мне нужно было сказать — [и теперь она произносит это с горячностью] — „тем не менее, вопреки и несмотря ни на что“. Эти слова были моим девизом».

Проблема психотерапии заключалась в том, что пациента пытались лечить так, будто его боль происходит в вакууме, без участия общества, в котором он существует, или политики, которая определяет его жизнь. Что касается марксизма, то он не учитывает важность эмоционального опыта, не в последнюю очередь вызванного стыдом и подавлением влечения, особенно среди женщин.

Если чувства причиняют слишком много боли и дискомфорта, если выражение эмоций не поощряется, а половое влечение находится под запретом, единственный выход — сжаться, запереть чувство на замок. В результате вокруг уязвимой личности человека образуется физический щит, защищающий его ценой невосприимчивости к удовольствию.

Сексуальная свобода опасна и непокорна. Не случайно авторитарные режимы и тогда, и сейчас набрасываются на гомосексуальность и аборты, пытаясь заключить каждый гендер в строго заданные рамки и заставить выполнять репродуктивные обязанности, и не случайно подобные запреты предшествуют более бесчеловечным актам — чисткам и геноциду.

Одиноким можно быть где угодно, но у одиночества городской жизни, в окружении миллионов людей, есть особый привкус.

Если кто-то – один, это не значит, что тем самым он и одинок, так же как если кто-то – в толпе, это не значит, что он не одинок

Не дать себя разглядеть означает увернуться от возможности быть отвергнутым, равно как и от возможности принятия – бальзама любви.

Фотоснимок – акт обладания, способ сделать что-то зримым и вместе с тем закрепить на своем месте, замкнуть во времени.