Бертольд Брехт

Ввиду возрастающей человеческой черствости коммерсант Пичем открыл заведение, в котором несчастнейшие из несчастных могли бы приобрести внешность, способную тронуть все более и более ожесточающиеся сердца

Он сердобольный! Из вас же никогда в жизни не выйдет нищего

Пичем. Стало быть, все очень просто. Ты вышла замуж. Что делают, когда выходят замуж? Да разве ты сообразишь! Так вот: когда выходят замуж, разводятся, не правда ли? Неужели так трудно до этого додуматься

Сначала хлеб, а нравственность — потом.

А Дрезден — скопище дыр.
Но вдруг Америка
Русским не поверит, а?
И вдруг между собой еще
Они начнут побоище,
И Майер, снова в каске,
Захватит весь мир!

Вот Украины гнусный разоритель
Лакейтель, пред Адольфом лебезивший,
Трофеями себя обогативший,
Ценитель танков, коньяков ценитель.
Что двигало им? Долг! Ведь он солдат.
Из чувства долга кровь он проливал.

Тех, от кого идет проклятье
Войны, стыда, кровопролитья.
Тот, кто твердил вам: «Режь без страха!»
Теперь «Прости!» твердить готов.
Забейте же им глотку прахом
Прекрасных ваших городов!
Кто вздор насчет прощенья мелет,
Кто учит прошлое забыть
В тех молотком, да потяжеле,
Всего вернее запустить.

Впрочем, что касается этой интимной стороны его жизни, то свои педантично регулярные посещения одного и того же тарнбриджского кафе он ценит прежде всего потому, что они стали у него привычкой. А уважать и умножать привычки — это, пожалуй, и есть главная цель его именно буржуазного существования.

Актер только выиграет, если во время его пения публике будут видны музыканты или если ему разрешат проделать некоторые приготовления к пению на глазах у зрителя (скажем, подвинуть стул, нарочно подгримироваться и т. п.). Особенно важно в пении, чтобы «показывающий показывал себя».

Живи и давай жить другим. И шутка тоже иногда допустима. Почему не пошутить. Строги мы только в одном - когда коснется образа мыслей.