Владимир Паперный

Вообще говоря, требование любви и активного участия — само по себе убедительное доказательство возвращения культуры 2.

А год спустя секретарь правления Союза писателей Анатолий Софронов добавит, что дело не только в том, что именно сказано, надо еще слышать, с какой интонацией ведется критика. Софронов, правда, упрекает критиков не в недостатке любви, а в недостатке ненависти, но это, в сущности, одно и то же.

Спустя примерно 22 года процесс опять пошел в обратную сторону. Возникновение новой аристократии началось почти сразу после перестройки, но только сейчас, считает социолог Ольга Крыштановская, «у нее появилась возможность трансформироваться в наследственную аристократию».

Следуя марксистско-гегелевской традиции, культуры 1, 2 и 3 можно рассматривать в терминах «тезис — антитезис — синтез»

«Безоговорочное и непримиримое противопоставление России Западу, Запада России есть ядро идейного комплекса, любопытного прежде всего тем, что его создали и дружно развивали ни в чем другом не согласные между собой умы: исключительные приверженцы всего русского в России и фанатические поклонники Запада на Западе». И те и другие, считает Вейдле, в равной степени поражены одним и тем же болезненным ощущением — «стремятся возвеличить „свое“ путем умаления „чужого“, не понимая относительности различия между своим и чужим».
История русской архитектуры еще раз показывает проблематичность различения своего и чужого. Русские церкви XII века — это русская или византийская архитектура? Московский кремль — это русская или итальянская архитектура? Русский авангард 1910–1920-х — это местное или интернациональное явление? Наконец, ресторан-павильон «Времена года» Рема Колхаса — это советский или голландский модернизм?

История русской архитектуры еще раз показывает проблематичность различения своего и чужого. Русские церкви XII века — это русская или византийская архитектура? Московский кремль — это русская или итальянская архитектура? Русский авангард 1910–1920-х — это местное или интернациональное явление? Наконец, ресторан-павильон «Времена года» Рема Колхаса — это советский или голландский модернизм?

Чтоб было понятней, напоминала она вначале то, что я сейчас называю либеральным авторитаризмом. Не зря же после каждого отката она неизменно на протяжении столетий возвращается именно к этой форме государственности.

Не зря же и русская архитектура обогатилась усилиями иностранных архитекторов и живописцев. Кремль стал национальным символом трудами Пьетро Антонио Солари. Планировка и архитектура Петербурга до сих пор помнят Доменико Трезини. А павильон «Времена года» станет памятником московской архитектуры благодаря Ремменту Лукасу Колхасу.

Теория Лефевра построена на различении двух видов компромисса — их можно было бы назвать внешним и внутренним[4]. Внешний — это компромисс в ситуации конфронтации: скажем, бумажный человечек, протягивающий руку дружбы дракону. Внутренний — это компромисс между добром и злом, например идея, что цель оправдывает средства. Лефевр доказывает (с помощью булевой алгебры в частности), что во «второй» этической системе, там, где возможен внутренний компромисс («цель оправдывает средства»), внешний компромисс («рука дружбы») рассматривается как поражение. В «первой» системе все ровно наоборот.

Вот эта „порча“, воплощенная в реакционных социальных стратах, в церкви, в дворянстве, в „номенклатуре“, наконец, всякий раз и отбрасывала Россию назад, едва она пыталась продвинуться дальше либерального авторитаризма. Отсюда повторяющиеся откаты (в жесткий авторитаризм, в контрреформы, в распад страны). Две души в душе одной. Или, если хотите, „испорченная Европа“»