Стен Надольный

Французы всегда ходят с радостно-восторженным видом, но при этом все время хотят все изменить.

Быть уверенным в собственной правоте может только тот, кому отпущен большой срок, как, например, звездам, горам или морю. И ведь при этом у них нет слов, чтобы выразить то, что им ведомо издавна.

Он больше не мог плакать, как ребенок, уже хотя бы потому, что перестал верить в то, будто слезами можно изменить что-то в этом мире.

Говорить о бессмысленности войны — значит придавать ей смысл.

сам Джон думал: «У меня больше нет страха. Неужели меня теперь ничем не проймешь?» Это было похоже на новый страх.

В ней было что-то от львицы, при этом она выглядела совсем миниатюрной, особенно когда молчала.

Джон вынырнул из сети человеческих правил. Правила оказались не его стихией. Среди них он мог передвигаться, только задержав дыхание. Но чтобы глотнуть воздуха, ему нужно было выбраться наружу, хотя он мог довольно долго не дышать.

любви они с Флорой, сами того не зная, искали выход. Теперь они знали это, как знали и то, что это не выход.

Лучше вообще ничего не понимать, чем понимать неправильно.

Его тянуло к полюсу, но не потому, что он мечтал, достигнув его, начать новую жизнь. Она у него уже началась! Цель была важна для того, чтобы найти путь.