Вот я кричу еще мелкий, вот перила в саду бабушкиного дома в Триполи, высокий кедр до неба, морщинки в уголках ее глаз, ее толстые ляжки, которые так свисали в просветы пластикового кресла, что казалось, будто оно навсегда к ней приделано, запах блинчиков-катайефов, который я чувствовал чуть ли не с конца улицы, когда, задыхаясь, бежал от автобуса, чтобы обнять ее первым; ее кот, цвета мочи, с мордой предателя, прямо как у того вторничного, которого я терпеть не могу, как, впрочем, и всех котов; палящее летнее солнце, зима — и как мы все жмемся друг к другу, потом ее уход, и все, чем он пахнет, саван, крики и слезы соседей, и пустота, сосущая сердце