Софья Ролдугина

Никогда не говори правду, если не уверен, что её не обратят против тебя.

при взгляде на её напряжённое лицо казалось, что она про себя скрупулёзно подсчитывает: хватит ли денег на свежую курицу или придётся брать лежалую?

там, где у режиссёра есть замысел, логика молчит

– Я думаю, что мы и на этой твоей вечеринке найдём тихий уголок только для себя. Ты никогда не занимался сексом в публичном месте?

– Эй, натуральный блондин… ты ведь серьёзно предлагал заняться сексом в публичном месте? Или дразнил?

– Дразнил, – Моор с улыбкой погладил его по волосам, затем скользнул пальцами под подбородок, заставляя запрокинуть лицо вверх. – Ты же чистюля. Душ, презервативы, шёлковые простыни...

– Ну, в душ я сходил перед отъездом. И подготовился, ну, в том самом смысле, – Шай встретился с ним взглядом, чувствуя, как к щекам приливает жар. – И угадай, что у меня есть в кармане пиджака. Подсказка: это не шёлковая простыня.

Когда всё это закончится, мой принц, я увезу тебя на север. Не тот, который на картинках, праздничный и безопасный, нет; на свою настоящую родину. Туда, где с наступлением темноты в чёрном небе вспыхивают шёлковые полотна, невесомые, как свет. Там есть деревня; несколько десятков домов, которые отапливаются дровами – и подземным теплом. Глубоко под ними бьют горячие источники; вода выведена выше и наполняет купальни. Там нет электричества; из освещения только переносные лампы и свечи. Около очага пол там застелен мехами в несколько слоёв, да, мягкими белыми мехами, и рука утопает в них... А снаружи ночь длиной в целую зиму, и колючий снег, и ветер; если выйти на порог, то сначала кажется, что дышать невозможно вовсе. Голос застревает в горле; ресницы смерзаются. На таком холоде человек быстро становится хрупким, как стекло… А в доме тепло, и пахнет дымом, и горячими лепёшками, и вином. В купальню можно бросить горсть цветов, и тогда пар наполнится сладостью быстротечного северного лета; если провести в воде слишком много времени, то кожа станет розовой и очень чувствительной – каждое прикосновение как откровение, тело непослушное и такое лёгкое одновременно… Я бы хотел отвезти тебя туда… отвезти домой.

Альма появилась в дверях аккурат в ту секунду, когда он наклонился к Моору, чтобы поцеловать его в уголок рта.

– Я сам виноват, что оставил двери открытыми, – вздохнул Шай, не уточняя, что он вернулся буквально с порога, потому что кое-кто слишком соблазнительно развалился на диване; судя по ухмылке этого «кое-кого», поза была выбрана вполне сознательно. – Ты точно не пойдёшь с нами?

– Нет, – сонно откликнулся месмер, так и не удосужившись открыть глаза. – Ступай, я подремлю ещё. Только дай мне, что собирался.

– Что дать? – наигранно удивился Шай. – Не представляю, что ты имеешь в виду… м-м… хмф…

Альма деликатно отвернулась, дожидаясь, пока они разорвут поцелуй.