Алекс Пилчер

Какой из знаков — твой? С треугольным или квадратным телом?

В общественном пространстве существуют места, куда имеет право входить только половина населения. Примерочные, раздевалки, туалеты — их всегда два типа, и для тебя предназначен только один. Но что если ни один тебе не подходит? Что если твое тело не треугольник и не квадрат или если твое тело считают одним, когда на самом деле оно другое?

1975 год объявили Международным женским годом, и одна из галерей в Сантьяго анонсировала проведение необычного конкурса для чилийских скульпторов. Он назывался «Сценография» и объединял работы, прославляющие женскую грудь как символ «важных добродетелей и сил: безопасности, процветания и плодородия» [41]. Такая формулировка является следствием жесткой смены политики в Чили: в 1973 году правоцентристская военная хунта узурпировала власть в стране. Реакционные режимы часто воспевают идеал спокойного материнского тела как основу национального порядка.

Изображения, созданные при патриархальном укладе, столетиями тиражировали ограниченный и ограничивающий набор женских ролей. В 1970-х годах западные художники, примкнув к движению за освобождение женщин, использовали новые визуальные стратегии для того, чтобы выйти из этого круга.
Некоторые художники в принципе старались не изображать женское тело, полагая, что мужское доминирование его исказило. Другие стремились избавиться от женского страха и неосведомленности о собственных телах, воспевая сексуальную анатомию как при помощи абстрактных «образов центрального ядра» [то есть, по Джуди Чикаго, вагины. — Пер.], так и через более реалистичные работы. Ти Коринн создала запоминающийся пример последних: коллекцию контурных рисунков, опубликованную в 1975 году под названием «Пизда-­раскраска».

В отличие от картин Террилла, финансируемый государством журнал Chicos Modernos (1989) вынужденно соблюдал особенно неприглядный американский закон, блокирующий использование федеральных средств на «продвижение, содействие или оправдание гомосексуальных действий», даже если это было нужно для поднятия уровня осведомленности населения о СПИДе [46]. Поднималась волна консервативной реакции

Мы еще поговорим о Глюк (с. 46–47), Тойен (с. 54–55) и Марлоу Мосс (с. 66–67). Каждая из них сконструировала полноценное маскулинное или андрогинное самопозиционирование. Когда исследователи сталкиваются с такой гендерной двойственностью, они по-прежнему склонны объяснять ее просто лесбийским выбором стиля — и даже счесть гендерной стратегией, избранной для повышения конкурентоспособности в области, где доминируют мужчины. Глубоко переживаемое гендерное несоответствие, если на него вообще обращают внимание, как правило, считают наименее вероятным объяснением.

Историю Зоре режиссер почерпнул из написанного датским автором Германом Бангом (1857–1912) романа «Микаэль», в котором Клод был живописцем. Тот факт, что сама идея взята из литературного квир-источника, лежит в основе необычной структуры фильма. «Крылья» начинаются как фильм о съемках фильма, который также называется «Крылья».

В прологе рассказывается о том, что скульптура, показанная в картине, на самом деле является произведением современного шведского скульптора Карла Миллеса (1875–1955, также см. с.

Имя объекта страсти Зевса стало нарицательным для обозначения мужчин, вступающих в сексуальную связь с мужчинами. Со времен Древнего Рима до индустриальной эпохи именем Ганимед и его латинской производной «catamite» часто называли более молодого и симпатичного из двух партнеров-мужчин.

Обнаженная фигура в скульптуре Миллеса восходит непосредственно к Микеланджело и его парящему в воздухе юноше. Этот новый Ганимед обеими руками обхватывает огромную птицу, желая быть украденным своим крылатым любовником. Здесь квир-устремление не бросается в глаза и может быть понято как поверхностная отсылка к классическому сюжету.

Как бы неожиданно это ни звучало, ранняя картина Морица Стиллера затрагивает ключевую тему книги: плодотворные взаимоотношения между искусством и современным ему квир-опытом. «Крылья» — самый первый известный фильм об однополых отношениях. Предмет романтических чувств Зоре — его прелестный протеже Эжен Микаэль — был моделью для той самой статуи на холме. Ослепленный любовью, Зоре подарил эту единственную в своем роде бронзовую скульптуру Микаэлю, и печальный конец мастера непосредственно связан с судьбой этого произведения.