Анна Кирзюк

Само слово «профилактирование» в этом контексте в первый раз прозвучало в речи Хрущева в 1959 году [283]. Профилактированием начали заниматься не только органы КГБ и парткомы, но и профсоюзные организации, милиция, комсомольские ячейки и учителя в школе [284]. Они стали объяснять гражданам, как им надлежит себя вести, что можно, а что нельзя говорить. В эпоху оттепели было изменено общение милиции с населением: блюстители порядка должны были стать гораздо «ближе к народу» (милиция часто встречала это нововведение в штыки), для чего были организованы регулярные личные встречи милиционеров с населением, которые как раз и назывались «профилактированием». В отчете об одном таком мероприятии с большим удовлетворением говорится, что такие встречи «ведут к прекращению слухов» — каких слухов, в документе не уточняется, но совершенно понятно, что автор отчета рисует картину, в которой слухи (например, о продовольственном кризисе) могут возникать в голове у непросвещенного населения, а правильная беседа прекратит их распространение (обратим внимание, что наказывать за слухи больше никто не предлагает) [285].

Как выяснило следствие, директора магазинов и продуктовых баз отбраковывали хорошую рыбу и успешно продавали ее «налево», советским подпольным предпринимателям и зарубежным фирмам. Для этого был придуман гениальный ход, достойный сериала: во-первых, магазины и рыбные базы получали холодильные установки из‐за границы, выбраковывали их и отправляли обратно, но наполненные ценной красной рыбой и икрой

Нашим современникам «черная Маруся» известна прежде всего из поэмы Анны Ахматовой. В «Реквиеме» название автомобиля становится символом репрессий: «Звезды смерти стояли над нами, / И безвинная корчилась Русь / Под кровавыми сапогами / И под шинами черных марусь»

Для нас рассуждения Фуко важны постольку, поскольку они указывают на некоторые универсальные (по крайней мере, для истории Новейшего времени) свойства власти и подчиненности. Уметь видеть других, оставаясь при этом невидимым, означает обладать властью, быть видимым — значит быть подвластным. Эта диспозиция сохраняется и тогда, когда положения сторон определяются не как «видеть» и «быть видимым», а как «видеть особым образом» и «быть безоружным против такого взгляда».

Наше представление о реальности состоит из того, что мы о ней помним. Проблема заключается в том, что помнить мы можем не то, что было, а то, что наш мозг считает нужным вспомнить. Он охотно создает себе мир дополненной реальности.

ы не можешь позволить себе рискнуть репутацией и рассказать, что ты не любишь мигрантов, зато ты можешь рассказать якобы достоверную историю об их преступлениях со ссылкой на соседа. И волк сыт, и овцы целы. В ситуации опасности акт передачи жизненно важной, но малоизвестной информации не просто укрепляет социальные связи, но и позволяет быстро выработать внутри группы согласие по вопросам «откуда ждать опасности?» и «как от нее спастись?».

Советская легенда, в отличие от своих западных собратьев, жила и развивалась в сложных отношениях с властью: это было не только противостояние, но и взаимовлияние. Несмотря на то что распространители слухов и легенд на протяжении всего советского времени осуждались или преследовались, легенда была не только тем языком, на котором люди передавали друг другу неофициальную информацию, но зачастую и тем языком, с помощью которого представители властных институтов пытались (часто — весьма успешно) повлиять на поведение людей.

Советский человек привыкал жить в воображаемой «осажденной крепости»: он постоянно читал и слышал, что кругом — враги, внешние и внутренние.

развитие информационных технологий превращает современные развитые общества в «общества надзора»

Наше представление о реальности состоит из того, что мы о ней помним