Селеста Инг

того, что мать Лидии больше всего на свете хотела быть особенной; с того, что отец Лидии больше всего на свете хотел быть как все. А невозможно оказалось и то и другое.

Ни за что, – снова подумала она. – Моя жизнь ни за что не закончится так

Желаемого не получаешь – просто учишься обходиться без него

Ирония – противоречивый исход событий, будто насмехающийся над стройностью мира и надеждами

Она опять вспомнила пустой дом, целую жизнь накопленных вещей, что уехали в благотворительную лавку или на свалку.

И тут ее пронзило, будто кто-то произнес вслух: мать умерла, и о ней только и стоит помнить, что она стряпала. Мэрилин в смятении вообразила собственную жизнь — как она часами стряпает завтраки, подает ужины, раскладывает обеды по бумажным пакетам. Как это возможно — столько часов намазывать на хлеб арахисовое масло? Как это возможно — столько часов готовить яйца? Джеймсу глазунью. Нэту вкрутую. Лидии омлет. «Хорошей жене приличествует владеть шестью основными способами укрощать яйцо». Грустно ей? Да. Ей грустно. Из-за яиц. Из-за всего.

С того, что мать Лидии больше всего на свете хотела быть особенной; с того, что отец Лидии больше всего на свете хотел быть как все. А невозможно оказалось и то и другое

Но в тот миг сознавала с ясностью, какой больше ей не выпадет, что это правильно, что этот человек должен быть в ее жизни. Что-то внутри подсказало: Он понимает. Каково быть другим

Знаменитые женщины нагоняли скуку. Вечно одна и та же история: им сказали, что нельзя, а они решили все равно. Потому что действительно хотели, раздумывала Лидия, или потому что им запретили

она годами боялась и уже забыла, каково это — не бояться; не бояться, что однажды мать вновь исчезнет, отец надломится, семья снова рухнет. С того самого лета семья стояла на ногах шатко, будто балансировала над обрывом