Микита Франко

Оказывается, можно дожить до шестидесяти лет, но все равно не стать умным. Раньше я думал, что ум пропорционален возрасту, а теперь понимаю, что это две практически не зависящие друг от друга величины.

Но когда я прошел на кухню, то увидел, как она накладывает макароны в одноразовые тарелки — для меня и для Биби.

Будем жить гей-семьей на улице, названной в честь спидозного гея. Миленько.

размышлял над главным детским вопросом: зареветь или не зареветь

А как вы начали встречаться? — спросил я.

— Он держал меня в подвале первый год, потом у меня развился стокгольмский синдром, и я остался добровольно, — ответил Лев.

Я засмеялся: каждый раз в ответ на этот вопрос Лев рассказывал разные истории. Были ещё версии, где Слава брал его в заложники или отбирал паспорт.

А тайное знание детей из детского дома — в том, что они жертвы чьих-то взрослых ошибок и теперь обречены жить с этой нелёгкой памятью,

«Разве можно тратить время на секс? То время, которое можно посвятить искусству? Это же кощунство».

Вообще, «грех» — это прикольное понятие. Не есть ее пирожки — грех. Чувствовать себя человеком противоположного пола — грех. Убивать людей — грех. Все такое разное, а наказание одно — гореть в аду

Теперь я понял, как люди попадают в ад. Они не каются в грехах, потому что не замечают их за собой.

Взрослые странные. Им все легко объяснить, кроме своей ругани.