Альберто Мангель

Например, у евреев в Средние века ритуал обучения чтению был тщательно разработан. На празднике Шавуот, посвященном получению Моисеем Торы из рук Божьих, мальчика, готового к посвящению, заворачивали в талес, молитвенный покров, и передавали из рук отца в руки учителя. Учитель усаживал мальчика к себе на колени и показывал ему грифельную доску, на которой был записан алфавит, несколько абзацев из Писания и фраза «Да будет Тора твоим занятием». Учитель произносил все написанное вслух, а ребенок повторял за ним. Потом доску мазали медом, и ребенок слизывал мед, поглощая, таким образом, и священные слова. Строки из Библии писали также на сваренных вкрутую очищенных яйцах и на медовом печенье все это ребенок мог съесть после того, как вслух прочтет учителю надписи[144].

Обнаружив, что дочь читает «Катехизис», готовясь к причащению, она немедленно взрывалась: «Как же я ненавижу эту гнусную привычку задавать вопросы! „Что такое Бог?“ „Что такое это?“ „Что такое то?“ Эти вопросительные знаки, эта навязчивость, это любопытство, по-моему, все это ужасно нескромно! И столько путаницы, просто подумать страшно! Кто, интересно, превратил десять заповедей в такой бред? Ну, уж нет, такой книге нечего делать у ребенка в руках!»

Чтение букв на странице — лишь одна из его граней. Астроном, читающий древнюю карту звездного неба, которое сейчас выглядит совсем по-другому; японский архитектор, читающий землю, на которой будет выстроен дом, чтобы оградить его от злых сил; зоолог, читающий следы животных в лесу; игрок в карты, читающий мимику своего партнера, прежде чем сделать победный ход; танцор, читающий указания хореографа, и публика, читающая движения танцора; ткачиха, читающая сложный узор будущего ковра; органист, читающий записанную на страничке музыку; мать, читающая лицо ребенка в поисках радости, испуга или любопытства; китайский предсказатель, читающий древние знаки на панцире черепахи; любовник, читающий в ночи под простыней тело возлюбленной; психиатр, помогающий пациентам читать их собственные пугающие сны; гавайский рыбак, читающий океанские течения, опустив руку в воду; фермер, читающий погоду в небесах, — все они владеют одним и тем же искусством толкования знаков.

Мы не можем вернуться к той самой книге или к той самой странице, потому что в лучах этого света меняемся мы и меняется книга, и наши воспоминания то становятся ярче, то снова меркнут, и мы никогда не знаем наверняка, чему научимся, о чем забудем и что вспоминаем. Не подлежит сомнению лишь то, что чтение, вызывающее к жизни голоса прошлого, иногда сохраняет их для будущего, чтобы мы могли воспользоваться ими самым смелым и неожиданным образом.

Учителя же в свою очередь винили учеников за отсутствие должного энтузиазма и по большей части относились к ним с презрением. В письме к невесте много лет спустя Кафка писал: «Помню я одного учителя, который, читая нам «Илиаду», любил приговаривать: «Ужасно, что приходится читать это таким, как вы. Вряд ли вы способны это понять, и даже если вам кажется, будто вы что-то понимаете, на самом деле вы не смыслите ни бельмеса. Нужно прожить долгую жизнь, чтобы хоть чуть-чуть разобраться в этом». Всю свою жизнь Кафка читал с ощущением, что ему недостает опыта и знаний, чтобы хотя бы начать что-то понимать

Прикованная к аналою, раскрытая на нужной странице, «Biblia Pauperum» показывала эти сдвоенные картинки верующим последовательно, день за днем, месяц за месяцем. Многие вообще не понимали слов, написанных готическим шрифтом вокруг персонажей; мало кто мог осознать историческое, аллегорическое и моральное значение всех этих образов. Но большинство людей узнавали основных персонажей и были в состоянии с помощью этих образов найти связь между сюжетами Нового и Ветхого Завета, просто благодаря тому, что они были изображены на одной странице.

«Мой отец, — вспоминает Санчес, — был чтецом на сигарной фабрике Эдуардо Гидальго Гато с начала 1900-х до 1920-х. По утрам он читал новости, которые переводил из местных газет. А кое-что он читал из кубинских газет, которые ежедневно доставляли морем прямиком из Гаваны. С полудня до трех он читал романы. Он должен был изображать персонажей, меняя голос, как актер». Рабочие, проработавшие в таких цехах по несколько лет, могли по памяти цитировать стихи и даже прозу. Санчес упоминал даже одного человека, которому удалось целиком запомнить «Размышления» Марка Аврелия.

Одиночество и уединение считались наказанием; тайны были общим достоянием; личные занятия любого рода, интеллектуальные или иные, категорически не одобрялись; дисциплина была наградой тем, кто соблюдал все законы монастыря.

Согласно Плинию Старшему, египетский царь Птолемей, учредивший библиотеку в Александрии, желая сохранить в тайне секрет изготовления папируса, запретил экспортировать его, тем самым заставив своего соперника Эвмена, правителя Пергама, начать поиски нового материала для книг его библиотеки

при свете свечи, сделанной из пропитанной воском ткани, lucubrum [341], римляне читали и lucubrate [342] с относительным комфортом