Татьяна Замировская

Никаких больше настольных елочных карликов с приклеенной мишурой! Никаких чужих елок, дачных елок, приемных елок, прекрасных, но недоступных витринных елок

И если бы я могла заплакать, я бы заплакала, но во мне, как во сне, уже не было ничего обо мне.

Я даже на секунду, кажется, ощутила (хотя почему на секунду? почему мой мозг продолжает думать штампами?), каково это – быть самоосознающей вещью, у которой нет личности, но есть самость и точное понимание (если это понимание) своей бытийности и наличия себя во всем ином, что не та вещь, которая ты.

Но мне не то чтобы тяжело. В смысле, я не хочу, чтобы стало легче. Я хочу, чтобы стало понятнее.

Разговаривая, мы как будто переливали из одной черной воронки в другую бездонную пустоту непознаваемости.

больниц в нем было всего две – обычная, человеческая, и военная для людей с привилегиями; но почему-то та, которая человеческая, называлась Девятой, бывает и так

в мире, где терапия запрещена, травмировать близких как-то неприлично!)

неужели в каждом мужчине спит чудовище, чучелко насильника, личинка тирана

колесным сгустком упрямства, неудобства и тревожной самостоятельности

На уровне личных отношений все работает так: кто ничего не хочет, тот контекст и формирует. Это уже давно изучено.