Павел Пепперштейн

Или же кому-то из близких приятелей он мог написать:

Милый,

Ты же, между прочим, ебаная подлопиздая скотина, хуйло ебучее, а впрочем, вырвалось, заработался. Всегда милости просим к нам на сырники. Обнимаю,

Твой дружище

Если бы я была бессмертная, то что бы я делала?
Я издевалась бы над кукушками.

Протестанты в своих храмах убрали со стен все, оставили только распятие. Они поступили правильно: одно всегда сильнее, чем все. Для них этим одним является крест, распятие. В русском языке в слове «распятие » слышатся две цифры – «единица», «раз», и «пятерка», «пять». Вместе они составляют цифру «пятнадцать» – «рас… пять». Таким образом, данная цифра помечает то место моего жилища, где должно быть распятие – оно там и есть, но в номинальноцифровом эквиваленте.

It's more then silent paradise inside the frozen hill
It's more then naked still of swords, that able dance and kill
It's more then less, it's more then us As naked as we are
It's more then forest on the glass,

The forest under star.
Your beauty is enough for love
For tiredness and pain
You… wave that sent of Lady's glove.

Your beauty is enough for love,
For sorrow and pain…
G ust tender sent of Lady's glove,
But Lady is insane.

So sleep and slide, my wild child's pat
November's face is Long…
This little cat we never met,
But may be I am wrong.

The river's water waits for us
For bodies – yours and mine
Together through the looking glass,
Through river's water shine.

В последний раз увидел уже безнадежно отставшую от них, бегущую фигурку в развевающемся пыльнике, похожую издали на маленькую бумажку, несомую ветром.

Когда приходит война, все вокруг стареет. Кажется, что жизнь — это прошлое, а предметы — музейный реквизит.

Война, как и совокупление, являет собой, в сущности, «детское дело». И то и другое ставит взрослых в инфантильное положение. Как раньше говорили: дети действуют, взрослые рассказывают, старики смеются. Во время войны взрослым приходится быть детьми, а вещи становятся стариками.

вокруг этих кусков червячки группировались в плотную массу, видимо высасывая из мха питательную жидкость.
— Что это еще за гадость? — громко спросил Дунаев.
— Их у нас называют «литераторами», — спокойно произнес тихий голос за его спиной.
Дунаев резко обернулся. В самом темном углу избы лежал серый рулон какой-то толстой материи.
— Обычно они живут под мхом, но эти «искусственные», то есть в неволе выращенные. А «литераторами» их называют потому, что они пишут. Гляньте-ка!
Дунаев посмотрел на червей и увидел фразу: «А зеленого-то у них и нет», — которая тут же распалась.

Идет такой по деревне, рожа блестит, и вдруг весь затрясется, зубами застучит, вокруг все дернется, и в глазах у тебя весь вид передернется. А «перетрухан» раз — и исчез.

Для затравки партизанского отряда это именно тот человек, что надо. Только бы до него добраться, поговорить с ним по душам. А что он уголовник, так это ничего — главное, что наш, русский человек. Наш человек за Родину все отдаст.