Осаму Дадзай

Гримаса улыбки не сходила с моего лица, в то время, как душу терзало отчаяние; шутовство стоило огромных усилий, я всегда находился на пределе и в любой момент мог сорваться

Я хочу повстречать что-нибудь более умиротворенное, просветленное и прекрасное. Что это будет? Я и сама не знаю… Например, нечто, похожее на весну. Да нет, не это… Может быть, зеленые майские листья или же чистую воду, растекающуюся по пшеничному полю?

Деликатный доктор отвел меня в палату. Щелкнул замок. Вот я и в психбольнице.

Всякий раз я содрогаюсь, видя в человеке разбуженного злобой зверя; волосы на голове встают дыбом: неужто злоба - неизбежный спутник человека в его странствиях по жизни?

Главное - заставлять людей смеяться, - рассуждал я, - и тогда им не особенно бросится в глаза мое пребывание вне того, что они называют "жизнью"; во всяком случае, мне не следует становиться бельмом в их глазах; я - ничто, я - воздух, небо.

Вся моя жизнь состояла сплошь из позора. Да я, впрочем, так и не смог уяснить, что это такое - человеческая жизнь...

Иногда я даже так думал: испытай ближние хотя бы одну из моих бед, эта единственная скосила бы их.

Есть такое слово: отверженные. Так называют обычно жалких потерянных людей, нравственных уродов. Так вот, с самого рождения я чувствовал себя отверженным, и когда встречал человека, которого тоже так называли, ощущал такой прилив нежности к нему, что не мог сдержать восхищения перед самим собой.

Людей я не люблю. Точнее сказать, боюсь. Когда я встречаюсь с кем-нибудь взглядом, то бывает, что иногда говорю ему ничего не значащие и ни к чему не обязывающие приветствия, вроде «У вас все в порядке? Не холодно ли?». Мне становится грустно оттого, что больше такой лгуньи как я, в мире нет нигде, и в подобный момент я жажду смерти. Те, кому я и говорю какие-либо слова, точно так же, не задумываясь, обращаются ко мне, произнося разные пустяковые комплименты, напустив на себя важный вид таких же притворщиков, как и я сама. Слушая все это, мне становится грустно от скупой предусмотрительности проходящих мимо людей, и весь мир делается неприятным до омерзения. Похоже, что всем тем, кто населяет его, суждено прожить, испытывая чувства настороженности по отношению друг к другу, постоянно обмениваясь чопорными приветствиями, от чего на душе возникает неутолимая усталость.

И напрасно: я жил в такой апатии, что на самоубийство у меня не хватило бы духу.