Маттиас Эдвардссон

мне:
— Что он с тобой сделал?
Она открыла рот — губы у нее дрожали.
— Прости, — сказала она. — Я нарушила... уговор.
— Что он сделал с тобой, Амина?
— Он... он...
Шаги приближались. Через пару секунд мы окажемся лицом к лицу с Крисом.
— Он изнасиловал меня.
Слова Амины были как удар в живот.
— Изнасиловал?
В следующее мгновение Крис обогнул угол и оказался перед нами. Затормозив на гравии, он остановился и замер, прикрывая рукою глаз.
Я отступила. Два быстрых шага назад. Руку Амины я выпустила, но была уверена, что подруга последует за мной.
Тело напряглось до предела. Но страха не было — вместо этого каждая клеточка моего тела исполнилась яростью. Я ненавидела его. Я ненавидела Криса Ольсена до такой степени, что меня разрывало на части.
Сколько раз мне приходилось вновь и вновь мысленно переживать собственное изнасилование: я не могу набрать воздуха в легкие и задыхаюсь, тяжесть наваливается на мое тело — и жгучая боль, когда он проникает

Дети занимают все твое время. Сначала они груднички, и ты ждешь, когда они станут самостоятельными, — боишься, что они поперхнутся или разобьют себе нос, потом начинается садик, и ты постоянно волнуешься, когда их нет рядом, что они упадут с качелей или посещение врача выявит отклонения в развитии. Затем начинается школа, и ты беспокоишься, что их будут дразнить или у них не будет друзей, — уроки, катание на лошади, гандбол, пижамные вечеринки. Потом идут старшие классы, приятели, поздние посиделки, конфликты, вызовы в школу и поездки на такси. Ты переживаешь по поводу алкоголя и наркотиков — как бы они не попали в плохую компанию. Подростковые годы проносятся, как мыльная опера, со скоростью сто девяносто километров в час. И внезапно ты осознаёшь, что ребенок стал взрослым, — и думаешь, что теперь можно перестать волноваться.

Обычно я говорю, что я верующий, а не знающий. Когда начинаешь думать, будто что-то знаешь, легко совершить промах. Полагаю, что жизнь — это постоянное обучение.

Имея девятнадцатилетнюю дочь, нужно сделать выбор: либо сойти с ума от бесконечных страхов за нее, либо выбросить из головы все рискованные ситуации, которые она, похоже, обожает. Тут остается надеяться лишь на инстинкт самосохранения.

По поводу психологов у меня есть своя теория. Не стану утверждать, что она применима ко всем, но я все же немало психологов повидала за все эти годы и пока не встречала исключений.

Дело обстоит так. Если человек учился пять-шесть лет и его постоянно кормили всякими моделями объяснения человеческого поведения и диагнозами, то, мне кажется, довольно неизбежно, что человек начинает применять свои знания. Иначе было бы странно. Стало быть, он идет и встречает людей — клиентов, пациентов или кого-то там еще — с убеждением, что можно объяснить, почему люди такие, какие они есть, и поступают так, как они поступают. Работа психологов — запихнуть нас в свои шаблоны.

Предложение: делать наоборот!

Причина: каждый человек уникален.

Поначалу я думала, что у меня синдром дефицита внимания и гиперактивности, потом — пограничное расстройство личности, шизоидное расстройство, биполярное аффективное расстройство.

И наконец я пришла к выводу, что все это фигня.

Я такова, какова я есть. Диагноз: Стелла.

В современном обществе, где люди превращаются в торговые марки и каждый шаг документируется в соцсетях, у многих появляется острая потребность выглядеть в глазах окружающих определенным образом. Естественно, это может привести к нездоровому контролирующему поведению.

Главное противоречие заключается в том, что чем больше человек пытается контролировать, тем меньше у него ощущения контроля. Получается замкнутый круг. Человек теряет контроль и пытается уравновесить это тем, что контролирует близких в еще большей степени.

Что такое человек, у которого нет мечты?

Не быть рядом, когда твоему ребенку плохо. Нет более страшного предательства.