Михаил Куртов

Прости, Учитель,
слова вытекают из нас,
как вода из раковины

ибо что лучше — тысяча лайков земных или один лайк небесный?

— Мой папа считает, что это закончится очень скоро, — уверенным голосом сказал Гриша.
— А моя мама говорит, что всё закончится в следующем месяце, — сказала Даша.
— А мой дедушка говорит, что всё уже закончилось, — сказала Аня.
Все посмотрели на Аню.

Это всё были нытики и циники (те и те — постироники) из метапрошлого, одинаковые, как фильтры в Инстаграме, как шаблоны в Вордпрессе, как Гельветика в корпоративных логотипах.

1935. — Скажем, Парижу очень недостаёт травм, это город, который компенсирует нехватку травмы сладостностью и перверсивностью. Берлин, напротив, это определённая дидактика травмы, но травме он учит по-особому, через её предъявляющее непредъявление, выражающееся в парализованности перед прошлым и разрешении настоящему быть. Россия — это сплошное травматическое тело, сад или парк травм. Бог ведает, зачем российскому обществу такие менялы травмы, как попы, психоаналитики или философы. Оно и так стихийно преодолевает свои травмы через ретравматизацию, через починку Больших Поломок Большими Поломками же, через расколдовывание и повторное заколдовывание Пиздеца Пиздецом.

Земля — не наша кровь и почва, а наш любимый локал бар. Мы знаем своё дело, свой круг задач и в чужие миры свой нос не суём. Потому что более-­менее известно, что нас там ждёт — ­какая-­нибудь Малая или Большая Поломка, или, говоря языческим русским, полная, невероятная хуйня или полный, невероятный пиздец.

увидел людей, претерпевших глубокое духовное преображение, метанойю (без которой, как известно, русский не метарусский)

Разве на английском нельзя сказать ничего нероботического? А как же поздний Джойс?

— Поздний Джойс как раз писал на метарусском. Возможно, потому что его родной ирландский тоже флективный, в нём тоже есть падежная система и так далее.

— Учитель, ну, положим, государств в будущем не будет. А страны — страны будут?

— Стран тоже не будет. Будут абстракции от стран: странности.

В Метароссии смерти нет, но есть трупы: жизнь без трупов была бы недостаточно земной, недостаточно полной.