Константин Коровин

нас была белая, звали Сметанкой

— Нет, — сказал он. — Но зато мы с Утюгом чуть не спились.

И вот — он никому не нужен... Никто как-то не понимал его созданий. Как-то делалось одиноко, жутко. Зачем все академии художеств, искусства? Брань невежественных газет, критиков. А завтра он будет своей изящной, дивной формой писать на этой картине вывеску «Кондитер Шульц»...

А лечил его доктор водкой и коньяком — оба пьяны каждый день с утра.

И так это странно, что в жизни много было такого, от чего в скорби и тяжести горя холодела душа и меркла надежда жизни.