Зинаида Миркина

Похоронный обряд помогает облегчить переход, заполнить дыру, проделанную смертью в целостности жизни, и подготовить человека к другим подобным случаям, научить окунаться в вечность

У австралийцев вечность — «страна сновидений», некая невидимая, неощутимая духовная река, которая протекает через всю жизнь и приоткрывается людям в снах. Эта страна выпускает души и берет их обратно, а иногда снова выпускает, уже перевоплощенными, принявшими другой облик

Многие пещерные рисунки расположены в дальних, трудно доступных углах. Это, по-видимому, тайные святилища, доступ к которым был не всем открыт, своего рода «святая святых», куда входили немногие и по особым случаям. Судя по австралийцам, есть тайны мужчин, о которых не сообщают женщинам, а у женщин — свои тайны. Мужчины могли поклоняться великому отцу, женщины — великой матери

Истина диалога

Говорят, что истина рождается в споре. Это и так, и не так. Новый подступ к истине, веточка, брошенная в перенасыщенный раствор и сразу обрастающая кристаллами, часто

падает откуда-то в тишине, в одиноком созерцании, и в споре только гранится, рассыпается

на множество частных истин, как истины Евангелия в богословском диспуте. Но бывают

разговоры, в которых дух истины витает над всеми репликами, и здесь действительно что-то

рождается. Это и есть диалог, спор, в котором новое, рожденное сейчас, признается выше

всего, рожденного ранее и вынутого из запасов памяти.

Наше дело – идти по выбранной дороге, но не хулить чужие дороги. Они расходятся в

долинах, а наверху сходятся и совершенно сливаются там, где время становится вечностью, а

пространство – точкой целого. И почувствовав эту точку в груди, мы чувствуем любовь к

другому, идущему другим путем, и не даем ревности и ненависти отвлечь от пути вверх.

О таком диалоге говорил Бахтин, анализируя роман Достоевского. В студенческие годы

я понял мысль Бахтина поверхностно: будто роман Достоевского вообще лишен единой

точки зрения, будто он похож на парламент, в котором автор играет только роль спикера.

Только лет через 30 мне бросилось в глаза, что в центре романа – молчащий Христос, и все

герои кружатся вокруг Него, по-своему пытаются превратить в слово Его молчание, и этот

общий порыв подводит к мерцающему во мгле свету, к огненным следам, прочерченным

метеоритом.

Все, что связано друг с другом неслиянно и нераздельно, обречено на диалог: мир веры, мир

нации, мир семьи. Правило любящих – ставить себя на второе место, уступая первое

другому. Только так торжествует дух любви.

в паузах «информации», между строк

Всякое отдельное высказывание, замыкаясь на

себе, становится относительной истиной, а где-то – и ложью. Законы и заповеди, обособляясь, отрываясь от цельности, раскалывают истину на куски, и каждый кусок может

стать оправданием зла.

Дзэнцы говорят, что для

спасения нужны три вещи: великая вера, великое рвение – и великое сомнение в словах будд

и патриархов; без этого палец, указывающий на луну, заслонит саму луну.