Иероним Ясинский

— Этот ребенок одарен благородной натурой и горячим сердцем, — сказала Роза, вспыхнув:— и та всемогущая Сила, которая сочла нужным подвергнуть его испытаниям не по летам, насадила в его груди привязанности и чувства, которые сделали бы честь многим людям, вшестеро старшим его.

Это большое счастье для меня, большое счастье.

почему те, которые считают себя избранными Бога, не одарены вашей лаской и участием к нам, несчастным! Ведь вы молоды и прекрасны, у вас есть всё, чего мы лишены; почему же вы так смиреннее их, вместо того, чтобы гордиться?

опять будете улыбаться — я знаю и это

вам родной уголок и сердце — да,

Перед умственным взором его проходили лица друзей и врагов и много чуждых ему совершенно лиц, неизвестно почему выделившихся из толпы; лица молодых и цветущих девушек, теперь уже старух; лица измененные смертью и скрытые могилой, но всё еще живые в воспоминании, которое выше смерти, ибо восстановляет образы в душе нашей в прежней их свежести и красоте, с ярким блеском глаз и чарующей улыбкой, с чудной душой, скрытой земной оболочкой. Оно нашептывает нам, что красота души живет и за могилой, что она взята от земли лишь для того, чтобы превратиться в свет, указывающий нам путь к небу.

с грустью отстранял от себя воспоминания и будучи, к счастью для себя, рассеянным, успокоился и снова принялся за чтение книги.

Мало по малу он заснул глубоким сном, целителем всех страданий, тихим и мирным сном, при виде которого бывает жаль разбудить спящего. Кто, будь это даже непробудный сон смерти, пожелал бы вернуться из него к тревогам и волнениям жизни, к заботам настоящего, к страху о будущем и, что хуже всего, к сожалениям о прошедшем?

Ах!— сказала старая леди, — живописцы часто рисуют молодых леди гораздо красивее, чем они есть на самом деле; не делай они этого, дитя, у них было бы мало работы. Выдумай человек такую машину, которая давала бы верный снимок, он никогда не имел бы успеха; это было бы слишком добросовестно. Слишком!— сказала старая леди и расхохоталась от всей души, довольная своей остротой.

— Я думаю, сэр, они очень тяжелые, — сказал Оливер, указывая на несколько больших томов с золотыми бордюрами.

— Не всегда, — отвечал старый джентльмен, гладя мальчика по голове и улыбаясь ему;— бывают меньше этих и гораздо тяжелее