Элена Ферранте

Взрослые живут сегодня в ожидании завтра и оставляя позади вчера, позавчера, максимум прошлую неделю — на большее их не хватает. А вот дети не знают, что такое «вчера», «позавчера» или «завтра», — для них существует только «здесь и сейчас»:

Мне было очень обидно уходить потому, что она предпочла затею с ботинками нашим разговорам; потому, что она умела обходиться без меня, а я без нее – нет; потому, что у нее были свои дела, в которых я не могла принять участие;

Я решила: хватит страдать. Я найду, чем отплатить им за ночные утехи. Я не из тех женщин, которые разбиваются вдребезги из‐за расставания и разлуки, это не свело меня с ума, не убило. Разве что отлетело несколько мелких кусочков – а в остальном со мной все в порядке. Цельной я была, цельной и осталась. Тот, кто ранит меня, ответит за это полной мерой. Я – дама пик, я та оса, что больно жалит, я – черная змея. Я – то неуязвимое создание, что проходит сквозь огонь и не сгорает.

Тому, кто не так давно появился на свет, трудно отличить настоящую беду от предчувствия беды, а может, и не нужно.

Наша жизнь была такой, какой была, и все тут; мы росли, считая своим долгом осложнить ее другим раньше, чем они осложнят ее нам.

когда Сарраторе был не на работе, то полностью посвящал себя дому: вечно что-то чинил, ходил по магазинам, гулял с коляской. В нашем квартале это считалось ненормальным. Никому не приходило в голову, что Донато старается облегчить жизнь жене. Нет, все мужчины по соседству, и мой отец в первую очередь, считали, что Сарраторе просто нравится вести себя как женщина, тем более что он писал стихи и с удовольствием читал их всем подряд.

Она соображала со скоростью звука, свиста, змеиного броска.

в ту новогоднюю ночь она впервые ощутила присутствие неизвестной сущности, разрушающей контуры окружающего мира и показывающей его отвратительную природу. И это ее потрясло.

не просто умеет хорошо говорить, она, как я сформулировала бы сегодня, развивает в себе дар, который я знала за ней и раньше: взять факт и создать вокруг него напряжение; только теперь она овладела этим умением гораздо лучше, чем в детстве. Она делала краски реальности ярче, с помощью слов насыщая их новой энергией.

Вот в чем, — думала я, — мое отличие от Кармелы и всех остальных: когда она говорит со мной, я загораюсь вместе с ней, здесь и сейчас. Какие у нее красивые, сильные руки, сколько изящества в движениях, какой выразительный взгляд!»