Джон Грин

До того как я приехал сюда, я долго думал, что лучший способ выбраться из лабиринта — это делать вид, будто его и нет. Построить в дальнем уголке самодостаточный мирок и жить с мыслью, что я не заблудился, что это мой дом. Но в этом уголке у меня была очень одинокая жизнь, полная предсмертных высказываний людей, которые уже покинули лабиринт. И я отправился сюда — искать Великое „Возможно“, настоящих друзей и более полную жизнь. А потом я облажался, и Полковник облажался, и Такуми облажался, и мы ее не удержали, она ускользнула, как песок между пальцев. И приходится признать: она заслуживала друзей понадежней.
Когда она сама облажалась, много-много лет назад, перепугавшаяся насмерть девчонка, она сломалась, превратившись в непостижимо

Глупость и отсутствие глубины этого избитого аргумента из области «Подумай о страданиях» разобрали по косточкам много веков назад; я ограничусь напоминанием, что существование брокколи никоим образом не влияет на вкус шоколада.

Загадка, да? Лабиринт — это жизнь или смерть? От чего он бежал — от этого мира или от его возможного конца?

Карл Маркс назвал религию опиумом для народа

вдобавок я простофиля, она божественная, я безнадежный зануда, а она бесконечно обворожительна. Поэтому я вернулся к себе, думая о том, что если сравнивать людей с дождем, то я — мелкая морось, а она — ураган.

Боже мой, — сказал Огастус. — Поверить не могу, что влюбился в девчонку с такими стандартными мечтами!

Если поставить тюльпаны в вазу в гостиной, они будут общими цветами. А я хотела, чтобы они были только мои.

Если поставить тюльпаны в вазу в гостиной, они будут общими цветами. А я хотела, чтобы они были только мои.

Я тоже по тебе соскучилась. Просто не хотела, чтобы ты видел… все это. Я хотела… ладно, не важно. Не всегда же получаешь желаемое.

Вот поэтому ты мне и нравишься. Ты хоть понимаешь, как редко можно встретить красивую девушку, способную образовать прилагательное от «педофила»? Ты так стараешься быть собой, что даже не догадываешься, насколько ты уникальна.