Семнадцать мгновений весны

Музыку вообще можно понять лишь после того, как переживешь что-то большое, очень твое, главное — горе ли, счастье.

У них не едят простую сметану, – подумал Штирлиц. – А у нас мечтают о простой корке хлеба. А здесь нейтралитет: восемь сортов сметаны, предпочитают взбитую. Как, наверно, хорошо, когда нейтралитет. И для человека, и для государства… Только когда пройдут годы, вдруг до тебя дойдет, что, пока ты хранил нейтралитет и ел взбитую сметану, главное-то прошло мимо. Нет, это страшно – всегда хранить нейтралитет.

– Маленькая ложь рождает большое недоверие, Штирлиц.

— Чему смеетесь?

— Памяти... Я когда-то читал книгу еврейского писателя Шолом Алейхема... У него там была занятная строка: «Если нельзя, но очень хочется, то можно».

Пьян. Они все время пьют – так всегда бывает у трусов.

О мудрой поговорке «не сотвори себе кумира» вспоминают лишь тогда, когда кумир терпит поражение

когда тебя много лет приучают говорить то, что считается правдой, пусть даже это самая настоящая ложь, в один день себя не переделаешь…

любящие запоминают все, каждую мелочь, если только они любящие…

Когда нравится смотреть на страдания – или даже просто неудобство другого человека – это и есть фашизм…

я слишком долго позволял себе роскошь не соглашаться с самим собою, и настала расплата.