Оставленные

Клан Гарви был подобен Советскому Союзу: некогда могущественная держава рассыпалась на кучки слабых нестабильных объединений.

А я, должно быть, Кыргызстан, подумал он.

Жестоко это, думала Лори, одевать красивую молодую женщину в мешок, словно ее красоте нет места в этом мире.

Людям нужен повод, чтобы выйти из дома и немного развлечься, посмотреть вверх и увидеть, что небо не рухнуло на землю.

У него было такое чувство, что он пробудился ото сна, в который был очень долго погружен, и не может вспомнить, что ему снилось.

Все рухнуло. Все, ради чего он трудился, на что надеялся последние два с половиной года, – но Том почему-то не был убит горем, как того можно было ожидать. Под болью крылось чувство облегчения, осознание того, что нечто плохое, чего он опасался, наконец-то свершилось и больше не придется жить в страхе ожидания.

Но это был естественный порядок вещей: ты взрослеешь, достигаешь определенного возраста и уходишь из дома. Неестественно, когда мать уходит от тебя,

отсутствие какого-то человека способно деформировать сознание: оно заставляет преувеличивать его достоинства и преуменьшать недостатки

пока ему просто придется добавить ее имя в список тех, кто был ему дорог и кто ушел из его жизни.
Этот список становился только длиннее, имен, сыгравших значительную роль в его судьбе, становилось все больше.

Невероятно, думал Том, проезжая по Вашингтонскому бульвару – впервые за два с лишним года. Здесь ничего не изменилось.
Он и сам не понимал, почему его это беспокоит. Может быть, потому, что сам он сильно изменился с тех пор, когда был дома в прошлый раз, Том думал, что и Мейплтон тоже стал другим. Но все стояло на своих местах

уверенности в том, что радость возможна, что ты – нечто большее, чем сумма всех своих утрат.