Гомосек

Аллертона был талант игнорировать людей, но выбивать кого-то с заранее занятых позиций он не умел.

Западный человек надеется, что существует какой-то секрет, который можно разгадать. А Восток ему отвечает: «А откуда я знаю, еб твою мать?»

«Слава богу, — подумал Ли, — не нужно преодолевать нравственность среднего класса»

А теперь Аллертон резко оборвал эту связь, и Ли было физически больно — точно он протянул другому часть себя, а ее обрубили, и он, потрясенный, не веря своим глазам, остался смотреть на кровоточащую культю.

В любой любви или дружбе он пытался установить контакт на невербальном уровне — интуицией, безмолвным обменом мыслей и чувств.

— Ну, вот — этого старого еврея сцапали в аэропорту по пути на Кубу. Я слыхал, у них в аэропорту что-то вроде миноискателя стоит — и он звонит, если человек через ворота проходит, и у него — какое-то жуткое количество металла. Так в газетах писали, что когда этого еврея начали трясти и нашли золото, видели, как в окно аэропорта заглядывает множество возбужденных иностранцев, похожих на евреев. «Ой, гефильте фиш! Нашего Аби заграбастали!» А в римское время евреи восстали — в Иерусалиме это, кажется, было — и порешили пятьдесят тысяч римлян. А жидовки — то есть, молоденькие еврейские дамочки, тут осторожнее надо, чтобы меня в антисемитизме не обвинили, стриптиз устраивали с римскими кишками.

— Я знаю, что телепатия существует — сам испытывал. Доказывать неинтересно — что-то кому-то доказывать вообще неинтересно. Мне интересно, как ею пользоваться

минуточку, доктор Килдэр, это не ваш рецепт

— Она у меня спрашивает: ты зачем пьешь? А что я ей скажу? Не знаю, зачем. Вот зачем ты торчал, скажи? Ты сам-то знаешь? Фиг знает, но попробуй это объяснить такой бабе, как Джерри. Да какой угодно бабе попробуй объяснить. — Ли сочувственно кивал. — Она мне говорит: побольше спи и хорошо кушай. Она ж не понимает, а я объяснить не могу. Этого никто объяснить не может.

Ли было неловко пускаться в драматические монологи типа «знаешь, я должен тебе кое-что рассказать», а как трудно вставить небрежную реплику, он знал по собственному досадному опыту: «Кстати, знаешь, а я ведь пидор». Иногда собеседник может ослышаться и заорать: «Чего?» Или вставляешь: «Вот если б ты был таким же пидором, как я…» Второй при этом зевает и меняет тему разговора, и ты не знаешь, понял он тебя или нет.