Кабинет диковин

Опера была своего рода телевизором девятнадцатого века: такая же горластая, вульгарная и безвкусная, с сюжетами, рассчитанными на интеллект ребенка. Причем ребенка дебильного.

Старинный письменный стол из тикового дерева, прекрасная веленевая бумага (на которой, кстати, пишу и это послание) и чернила цвета фуксии, изготовленные в Париже мсье Дюпеном, делают сочинительство не столь обременительным для меня занятием.

– День «Браво»? – эхом откликнулась Нора.

– День, когда на атолле Бикини взорвали первую водородную бомбу «Браво». Мощность взрыва составила пятнадцать мегатонн, а диаметр огненного шара достиг четырех миль. Ленг был убежден в том, что, создав термоядерную бомбу, человечество обрекло себя на неминуемую гибель и уничтожит себя гораздо эффективнее, чем это мог сделать он. Технический прогресс решил его проблему, и Ленг прекратил поиск совершенного яда. Теперь он мог спокойно стареть и умереть, зная, что исцеление Земли от чумы, именуемой человеческой расой, есть всего лишь дело времени.

Хирургия, размышлял он, скорее искусство, чем наука. Ис­кусство, требующее терпения, творческих способностей, интуиции и твердой руки. В хирургии очень мало ­рационализма, интеллект в ней не играет решающей роли. Это занятие требу­ет одновременно и физических сил, и таланта творца. Как живопись или скульптура.

Опера была своего рода телевизором девятнадцатого века: такая же горластая, вульгарная и безвкус­ная, с сюжетами, рассчитанными на интеллект ребенка.

Какой смысл в долгой жизни, если ей сопутствуют лишь мерзость запустения и грязь

У французов имеется одно старое проклятие: «Пусть осуществятся твои самые заветные мечты»

Камни всегда прекрасны и свежи, как в тот день, когда они родились в условиях невообразимого по силе давления и чудовищной температуры. Как они не похожи на людей с их непрозрачной дряблой плотью и непрерывным, начиная с рождения, спуском к могиле

Опера была своего рода телевизором девятнадцатого века: такая же горластая, вульгарная и безвкусная, с сюжетами, рассчитанными на интеллект ребенка. Причем ребенка дебильного.

человеческая одежда — за пределами требований комфорта и скромности — может быть до абсурда нелепой