В дни, последовавшие за убийством Джорджа Флойда, случались атаки на памятники и монументы по всей Великобритании, включая свержение статуи рабовладельца и местного филантропа Эдварда Колстона в Бристоле – толпой, которая затем начала прыгать на статуе. В Лондоне Кенотаф, посвященный памяти погибшим во время Первой мировой войны, был разрушен, а статую Уинстона Черчилля в конечном итоге упаковали в коробку для сохранности. В США случились многочисленные атаки на статуи Отцов-основателей. В одночасье книги Робин Ди-Анджело (известной свой книгой «Белая хрупкость») и других, кто был описан в этой книге, не просто стали мейнстримом, но и стали предлагаться в качестве обязательного чтения. Словосочетания вроде «белая вина» внезапно получили наибольший толчок за все время своего существования и из окраин американского академического сообщества попали в саму культуру. Внезапно политиков и других публичных деятелей по всему Западу стали просить «преклонить колено». Корпорации сбивались с ног, стремясь продемонстрировать свою верность движению «Black Lives Matter» и подчеркнуть или вновь обратить внимание на их приверженность повестке «равенства» и «разнообразия». Компании, начиная от «Patreon» и заканчивая фирмой по производству мороженого «Ben and Jerry’s», вдруг начали предполагать, что их главной целью в жизни была борьба с расизмом, которая представлялась таким насущным и серьезным риском для общественного здоровья, что он даже превзошел страх распространения вируса COVID-19. В этот момент стало очевидно, что из себя теперь представляют истинные священные темы в нашем обществе. Вскоре старые, а иногда и совсем недавние, фильмы и телевизионные комедии начали исчезать из стриминговых сервисов, члены правительств, такие, как мэр Лондона, объявили о ревизии всех общественных скульптур, а требования того, чтобы Великобритания и западные страны работали над искуплением своего колониального прошлого, стали совершенно мейнстримными.