Дневник Блокады

«Каждый ребенок, выживший в Блокаду, выжил за счет кого-то. И в большинстве случаев этим кем-то, этим ангелом-хранителем была мама».

Эдуард Николаевич
Маме я обязан всем. Всё, что было хорошего и плохого — это только мама. Если бы не она, не было бы ни отца, ни, тем более, меня.

Вторая история Фафста Тимофеевича
Снова шёл Фафст Тимофеевич с другом с работы. На Невском проспекте напротив поворота на улицу Гоголя, там, где сейчас станция метро «Адмиралтейская», стоял дом, а в нём — бомбоубежище.
Началась воздушная тревога. Сандружинницы их за руки хватают, дескать, туда, в бомбоубежище. А они говорят: «Какое бомбоубежище? Вон наш дом! Сейчас добежим!» — и вырвались.
Перебежали на другую сторону — а там свои сандружинницы, другое бомбоубежище. И загнали туда Фафста Тимофеевича с его другом.
Сидят они там. И вдруг — удар! И что-то посыпалось. Воздушная тревога — отбой. Выходят они на улицу, а тот дом с бомбоубежищем, куда их хотели сперва загнать, обрушился.
Говорят, из того бомбоубежища ещё несколько дней слышались голоса, стоны, крики. Но людьми в завалах никто не занимался. Не было для этого сил и необходимых средств механизации.

Первая история Фафста Тимофеевича
Немцы точно знали, в какое время на заводах кончают работу. В 1942 году снова начали ходить трамваи. Люди скапливались на остановках. И вот, немцы прицельно стреляли по таким точкам.
Идёт Фафст Тимофеевич с другом с завода по мосту лейтенанта Шмидта. От Академии Художеств на площадь Труда. Народ идёт с работы.
Вдруг впереди — буквально в 100 метрах — взрывается снаряд. И весь народ оттуда — бежать назад. И Фафст Тимофеевич тоже. А его друг говорит: «Стоп! Надо вперёд идти!»
Представьте, сидит наводчик, заглядывает в свою буссоль и поворачивает, методично всё обстреливая. Не зря ведь говорится, что в одну и ту же воронку снаряд дважды не попадает. И вот, они ринулись вперёд.
А те, кто бросился назад, действительно, попали под следующий снаряд.

Как-то в январе я пришла к тёте Тале, а потом заглянула её золовка. «Чего ты девчонку взяла? — спрашивает. — Возьми меня!»
А тётя Таля отвечает: «А зачем ты мне? Ты — себе. Девчонка — себе. Она зашла просто, работаем вместе».
Я к ней частенько ходила. Однажды приходит эта Ольга и просит топор.
«Зачем? — спрашивает тётя Таля. — Зачем тебе топор?»
Та отвечает: «Дверь захлопнулась, а ключи остались внутри».
Тётя Таля дала ей топор. Та вернула, а через некоторое время приходит и говорит: «Дай мне мясорубку».
«Что ж ты будешь с мясорубкой делать?»
«Я достала немного овса. Перекручу — и буду кисель варить».
Как-то мы идём с работы с тётей Талей, зашли хлеб купить. Я смотрю, Ольга что-то продаёт.
Тётя Таля видела однажды свою золовку с молодой женщиной. У той девочке 4 года, а муж — военный. И вот, Ольга попросила её помочь дрова попилить в подвале. И там её убила.
Тётя Таля обо всём догадалась и сообщила.

Некоторые же ведут себя очень странно. Видишь скорченное, опухшее лицо и… с накрашенными губами. Вот, до чего въелась привычка мазаться, что умирает, совершенно еле держится на ногах, а моду соблюдает. Ну, не мне судить.

Боже, как я была поражена, когда одна из сотрудниц банка сообщила своей знакомой с такой радостью, что у неё наконец умер и второй ребёнок. Развязал ей руки, как она выразилась.

А что из себя представляет теперь ленинградец? Он стал больше теперь походить на голодное, измученное, обессилевшее животное, чем на человека. Человек стал грубым, злым эгоистом, невеждой.

Зоя Георгиевна
Перед 1 мая открыли бани, чтобы мы могли помыться к празднику. И мы собрались. Нашли чистые рубашки, выждали очередь. Так рады были, что сейчас помоемся! Разделись, помыли головы. А тело… Как вода брызнет, кричать хочется… Мелкие прыщики по всему телу — цинга. Так мы и ушли. Головы помыли, а сами — нет.

Немцы оставили более 85 тысяч трупов. А мы сколько оставили?