До самого рая

Но нас учили, что так должно быть, что этот опыт, это познание есть путь к спасению, что в этом и есть смысл жизни. А это не так. Невежда умирает точно так же, как и интеллектуал. Разницы в итоге нет никакой.

этот день он примет сотни решений, столько, что и сам собьется со счета, столько, что и сам перестанет их замечать, и каждое решение станет признаком его жизни, его места в мире. И с каждым решением Питер будет всебольше стираться из жизни, из его памяти, становиться частью истории – с каждой минутой, с каждым часом, пока однажды о нем не позабудут вовсе: наследие без наследников, память без воспоминаний.

он поймет, что свободных людей не бывает, что знать кого-то и любить кого-то значит взять на себя долг их помнить, даже если они еще живы. Этой обязанности никто не может избежать, и чем старше ты становишься, тем больше жаждешь этой ответственности, даже если порой тебе от нее тошно, жаждешь знания, что твоя жизнь неотделима от жизни другого, что какой-то человек отмеряет какую-то часть своего существования от ваших с ним отношений.

Только те, у кого есть реальный шанс остаться в истории, зациклены на том, как именно они в ней останутся, – сказала она. – У нас-то на это нет времени, нам бы выжить

он всего лишь искал кого-то, кто наконец-то будет им восхищаться, ведь только этого всем, похоже, и нужно

Всегда стоит иметь близкого друга, которого ты слегка побаиваешься.
Почему?
– Потому что это значит, что у тебя есть кто-то, кто заставляет тебя жить сложнее, становиться в чем-то лучше, в том, чего ты больше всего боишься: ты стараешься ради их похвалы.

Никто из наших предков, наших прапрапрадедов, не просыпался в один прекрасный день с мыслью: “А не поехать ли мне за тридевять земель, захватить побольше земли, повоевать с людьми, которые живут там испокон века?” Никогда, никто. У нормальных людей, приличных людей таких идей не бывает – это идеи дьявола. Но этот грех, эта отметина никогда не стирается, и хотя не мы послужили ее причиной, мы все ею заражены.

но тот никогда не жаловался, потому что усталость была привилегией живых.

“Тяжело расставаться с надеждой, – наконец ответил он. – Даже когда все кончено”.

все случалось так постепенно и настолько без его участия, что казалось, будто его разум создан не для того, чтобы контролировать тело, а лишь для того, чтобы восхищаться способностями этого тела, его умением ко всему приспосабливаться.