Габриэль Гарсиа Маркес. Письма и воспоминания

Конечно, сосуществование с этим миром несет в себе большой риск. Что в нем натурального? Мир репрезентаций, мир, лучше склоняющий глагол иметь, чем глагол быть, искусственный мир, где все можно симулировать, даже любовь, и где существует риск превратиться в мотылька, летящего на свет лампы

страна, которая смогла отправить в космос спутник и сидевшую в нем собаку, не сумела сделать так, чтобы уборные нормально работали или чтобы ботинки не натирали мозоли.

Повстанцы часто действуют против правительства, побуждаемые исключительно персональным синдромом, который папаша Фрейд объяснил куда лучше, чем папаша Маркс.)

наши достижения рождаются из страха. Из поражения — триумф, из несчастья — удача.

, что когда-либо должно произойти, пусть уж лучше произойдет поскорее.

— А я думал, что в Колумбии все парни, которые носят галстуки, могут говорить по-английски.
— Только не интеллектуалы. Мы говорим по-французски.
— И что же вы за интеллектуалы?
— Я полон космической скорби. Я ношу очки и без причины начинаю лысеть.

«Я мажу транквилизаторы на хлеб, как масло»,— сказал он однажды, и эта фраза, не зафиксированная его пишущей машинкой, отражала суровую правду его жизни в те времена.

Золушка становится настоящей принцессой, но в глубине души ей не удается забыть дым и тяжелую работу на кухне. Где-то глубоко внутри все еще кровоточат нанесенные презрением раны, и теперь, когда все ему улыбаются, нечто тайное, неустранимое, глубокое нуждается в воздаянии, нужно свести счеты. Со всеми расквитаться.

которые никогда не ощущали большой разницы между счастьем и безумием и всегда оставались простодушными

в прошлом году европейские издатели сходили с ума по четырем романам, которые вышли с разницей в несколько месяцев и уже считаются лучшими книгами последнего времени: «Век просвещения» Карпентьера, «Смерть Артемио Круса» Карлоса Фуэнтеса, «Город и псы» Варгаса Льосы и «Игра в классики» Кортасара.