Избранное. Теология культуры

веры. Однако вера – это сознательный акт, и бессознательные элементы соучаствуют в создании веры лишь в том случае, если они приняты в личностный центр, трансцендирующий каждый из этих элементов. Если этого не происходит, если бессознательные силы определяют душевное состояние помимо центрированного акта, то вера не возникает, а ее

Успех – бог многих людей в западной культуре, в высшей степени основанной на конкуренции, и он действует так, как должен действовать любой предельный интерес: он требует безусловной отдачи своим законам, даже если ради этого приходится жертвовать подлинными человеческими отношениями, личными убеждениями и творческим эросом.

Однако акт веры – это принятие не только безусловного требования, выдвигаемого тем, что составляет предельный интерес, но и обещания предельного осуществления. Содержание

По Тиллиху, единство божественного и человеческого во Христе обеспечивается не ипостасным соединением природ, а тем, что Христос, не утрачивая изначальной человеческой сущности, т. е. своей связи с Богом, полностью вовлечен и в человеческое существование.

Сострадание – это состояние, в котором тот, кто не страдает сам, может испытывать страдание благодаря отождествлению себя со страдающим.

При их обсуждении становится ясно, что за двумя несовместимыми символами – Царство Божие и нирвана – лежат два разных онтологических принципа: «участие» и «отождествление». Человек участвует в Царстве Божьем как индивидуальное существо; человек отождествляет себя со всем, что есть нирвана. Это непосредственно проявляется в разнице отношений человека к природе.

Но несмотря на это глубокое различие между христианством и буддизмом, диалог между ними возможен. Ведь обе религии основаны на отрицательной оценке существования: Царство Божие противопоставляется царствам этого мира, т. е. демоническим властным структурам, управляющим историей и жизнью людей; нирвана противопоставляется миру ложной реальности как мир истинной реальности, откуда все вышло и куда всему суждено вернуться. Однако из этой общей основы вытекают и решающие различия между религиями. Христианство видит мир как творение и потому как благо; великое христианское утверждение esse qua esse bonum est – это концептуализация рассказа о сотворении мира в Книге бытия, когда Бог осмотрел все им созданное «и увидел Бог, что это хорошо». Следовательно, христианство негативно оценивает мир в его существовании, а не в его сущности, мир падший, а не сотворенный. Для буддизма же сам факт существования мира есть результат онтологического падения в конечность.
Следствия этого принципиального различия огромны. В христианстве высшее начало описывается в личностных категориях, в буддизме – во внеличностных, например «абсолютное небытие». Христианство считает человека ответственным за грехопадение и видит в нем грешника; а в буддизме человек предстает как конечное существо, привязанное к колесу жизни самоутверждением, слепотой, страданием.

Ни синтоизм, ни буддизм – а многие японцы являются приверженцами этих двух религий одновременно – не имеют символов или идей, которые способствовали бы развитию или поддержанию демократии. Вот почему здесь смог прийти к власти демонически радикальный милитаристский фашизм.

первым следствием вторжения техники в область традиционных культур и религий стали секуляризм и равнодушие к религии. Однако безразличие к вопросу о смысле человеческого существования – это переходный этап; он не может быть продолжительным и длится лишь то время, когда священная традиция уже утратила свой смысл, а новый ответ еще не появился. Этот этап столь краток потому, что в недрах технического творчества, как и в структуре секулярного сознания, таились религиозные элементы, которые вышли на поверхность, когда традиционные религии утратили свою былую силу. К этим элементам относятся желание освободиться от авторитарной зависимости, жажда справедливости, научная честность, стремление к более полному развитию человечества и надежда на прогрессивное преобразование общества. Именно из этих элементов, которые порой восходят к старым традициям, возникли новые квазирелигиозные системы и предложили новые ответы на вопрос о смысле жизни.

Есть и такие нации, где религиозно окрашенный элемент осознания своего предназначения все еще осуществляет контроль над чисто властным элементом, однако и им угрожает опасность внутреннего перерождения, которое может совершиться под давлением сторонников неограниченной власти, – даже если это делается во имя идеи высшего предназначения, как в современной России.