Битники

вошел в литературу без труда и стеснения, так, что сразу занял себе место классика

вкач, хитрец, фокусник, в душе деловой человек, всегда умевший устроиться

вобода на уровне такти

тактики, рабство на уровне стратегии

Да, Берроуз не меньший, если не больший революционер: «Не станет частной жизни – не станет стыда, и мы вернемся в райские кущи, где Бог не пасет нас, словно штатный сыскарь с магнитофоном. Книги и фильмы откровенного содержания – первый шаг в верном направлении. Стыд и страх – это оружие в лапах Никсона, средство политического контроля». Дальше – больше. На вопрос: «Как вы относитесь к студенческим беспорядкам и насилию?» – ответ: «Их надо устраивать почаще. Молодежь Запада обманывали, продавали и предавали. Молодым людям следует разобрать правительство по кирпичикам, чтобы не сгореть в ядерном огне».

Человек в ситуации постмодерна похож на посетителя музея. Вообще-то это совсем неплохо – в музее есть всё что душе угодно, можно перемещаться туда-сюда с любой скоростью и разглядывать экспонаты

У Берроуза нет героев и нет повествования, именно поэтому его невозможно читать – а если возможно, то так, что чтение превращается в духовную практику или в высшее непристойное наслаждение, которого только и можно ждать от обнаженного, освобожденного слова.

Так, христианство – настоящая машина по лишению сильного его силы, символ триумфа слабого (в образе жреца) над сильным (в образе воина). Мораль, убеждающая сострадать и снисходить до слабости, эта сердцевина религиозного сознания, объявляется Ницше чудовищным катализатором общечеловеческой деградации.

Берроуз пропитан страстью бунта, он изучает контроль. Он познает его, чтобы научиться от него ускользать.

Телеэкран заменяет людям всё. Он владеет желанием, поэтому владеет всем».