Павел Первый

А ежели, говорит, на собственный пуп глядеть да твердить: Господи помилуй! – то узришь свет Фаворийский.

Господи, помилуй! Господи, помилуй!

А у немца Канабиха штаны примерзли.

Зверем был вчера, зверем будет и сегодня.

умер Павел, жив Аракчеев – умер зверь, жив зверь!

Уф! Еще минута – и бросились бы на нас… Прескверная штука, не угодно ли стакан лафита!
Бенигсен. Только покойник и спас.
Пален. Покойник?
Бенигсен. Ну, да, вышколил так, что довольно скомандовать, чтобы стали машинами.

Федя. Как же так, дяденька, а? Царя-то?.. Ах ты, Господи, Господи!
Кузьмич. Да что, брат, поделаешь? От судьбы не уйдешь: убили Алешеньку,[42] убили Иванушку,[43] убили Петеньку,[44] убьют и Павлушку. Выпьем-ка, Федя, за нового.
Федя. Выпьем, Кузьмич! А только как же так, а? И какой-то еще новый будет?
Кузьмич. Не лучше старого, чай. Да нам, что новый, что старый, все едино, – кто ни поп, тот и батька

Как с этим жить, как с этим царствовать? Ты знаешь?.. Я не знаю… Я не могу… Пусть кто может… А я не могу…

Бога с чертом спутали так, что не распутаешь!

Одно, друзья, помните: не разбивши яиц, не состряпаешь яичницы.