Зиму жизни, как и зиму года, нужно как-то принимать…
«Весна была великолепна и походила на оскорбление действием». (Э. Страут)
Действительно ли однажды наступает возраст, приблизительный и у каждого свой, когда весна способна оскорбить своей свежестью, неуёмностью, обещанием будущего, которого неожиданно мало осталось? Да, именно так. Хорошо, что Оливия не убита горем от осознания грустного факта, она шутит об этом, только ведь в каждой шутке, как известно, есть и доля той самой неумолимой правды…
Элизабет Страут представила читателю особу очень колоритную – Оливию Киттеридж, в прошлом учительницу математики, ныне пенсионерку. Эта дама честна и резка, умна и колюча. Она нелогична и обескураживающе права одновременно. «Не имею ни малейшего понятия о том, какая я. Со всей искренностью говорю, знать не знаю, кто я есть». А думать иначе – попросту лгать самому себе. Оставив за плечами целую жизнь, порой приходится признать, что так и не узнал, каков же ты на самом деле.
Что же ещё читатель найдёт под стильными обложками историй о жителях городка Кросби, что в штате Мэн, США? А найдёт он рассуждения о неизбежном одиночестве пожилых людей. Оно «саднит, как волдырь на пятке». Но также и о том, что преклонные лета – гарантия свободы. «Ты идешь по жизни и думаешь, будто что-то собой представляешь. В хорошем смысле, в плохом ли, неважно. Но ты думаешь, что ты некто, имеющий цену. А потом обнаруживаешь (…),что ты больше вообще никто. Для официантки с огромной пятой точкой ты становишься невидимкой. И это освобождает». Старость – пора воспоминаний, и Оливия предупредит вот ещё о чём: «...в этом мире не найдётся ни одного чертова человека, у которого бы не было постыдных воспоминаний, и нам приходится с этим жить».
Поведает автор через свою невыносимую Оливию даже и о возможности любви в возрасте 70+. «Мать твою, Оливия, с тобой трудно. С тобой, на хрен, очень трудно, но, к чертям собачьим, я люблю тебя. Так что, если не возражаешь, ты не могла бы быть со мной немножко меньше Оливией, пусть даже это означает, что ты будешь немножко больше Оливией с другими людьми. Потому что я люблю тебя, и у нас мало времени». И да, ершистая Оливия поумерит пыл!
Кроме всего перечисленного будет помянута тема отношений стариков со своими уже не просто взрослыми, но немолодыми детьми. Отношения эти не всегда гармоничны, и зачастую «дети - лишь заноза в сердце», а внуки, на разрыв души, откровенно чужие… И тогда придётся признать, «что поняла что-то важное слишком поздно и что, вероятно, так оно всегда и бывает в жизни: начинаешь понимать что-то слишком поздно»…
Но самая, пожалуй, основная опасность старости такая: «разумеется, она мало двигается, не делает упражнений, и холестерин у нее взлетает до небес. Но все это лишь удобная отговорка, скрывающая то, как в реальности изнашивается ее душа». Кто-то склонен согласиться с этим ощущением, но приходилось встречать и тех стариков, что утверждали противоположное: душа всегда молода. Быть может, истина посередине?..
Два сборника рассказов ("Оливия Киттеридж" и продолжение "И снова Оливия..."), которые писательница объединила главной героиней и местом действия, читаются на редкость приятно. Эпизоды человеческих судеб как потрясают, так и повергают в растерянность. Действующие лица изображены столь объёмно, что, ещё немного, и узнаешь в них невольно то соседа, то дальнего родственника, то приятеля сына троюродной тётки. Закрывая второю книгу, обнаруживаешь, что и улицы городка в штате Мэн и океанское побережье стали и тебе, как связующей героине, родными. И означать подобное послевкусие может лишь одно – настоящий мастер полотно ткал…
Качество прозы Страут подтверждает и ещё один важный нюанс – о зиме жизни человеческой нужно рассказывать так, чтоб не было ни уныло, ни тягостно. Зима эта завьюжит над каждым когда-то, с этим придётся и смириться и принять. Пора эта невесёлая, кто ж возразит. Но автор сумела показать старость без стенаний и надрыва, напротив, с пикантной искоркой юмора и расслабляющей философичностью. «Жизнь - это дар, что очень важно понимать, когда стареешь, что так много моментов в твоей жизни оказалось не просто моментами: они были дарами». Когда человек переживает энергию лета, он просто не способен воспринять эту истину, а вот в пору осени начинает нечто подобное подозревать… Где-то в этот же отрезок, приходит день, замечаешь, что листы календаря вдруг стали сменяться быстрее, а позднее и вовсе - со всё возрастающей и ошеломляющей скоростью. А это значит, что «жизнь набирает обороты, а потом раз - и оказывается, что большая часть ее уже позади, и это изумляет тебя до смерти - в прямом смысле».
Всё это я привожу к тому, что, несмотря на гармоничность и необременительность текста, тема заката жизни всё-таки не для молодёжи. Глупо же, например, давать детям недетское чтение, они не поймут и не прочувствуют так, как следует, у них просто нет ни базы, ни опыта. Так и в данном случае. «Молодые люди не могут представить себе, что человек доживает до такой стадии, когда уже не способен болтаться туда-сюда утром, днем и вечером. Семь стадий жизни? Кажется, так Шекспир сказал? Ерунда, в самой по себе старости и то семь стадий! А в промежутках ты молишься о том, чтобы умереть во сне».
В общем, если бы старость могла… А молодость знала хотя бы вот это: «Бывали дни (…), когда, возвращаясь пешком домой, Генри держал ее за руку, и так они шли, двое людей среднего возраста, в самом расцвете сил. Понимали ли они в такие моменты, что надо спокойно радоваться этому? Скорее всего — нет. Люди, проживая свою жизнь, в большинстве случаев не очень-то понимают, что они ее проживают»…