Не говори маме

Одно из самых странных ощущений — когда сначала становишься с кем-то единым целым, а потом вдруг снова осознаешь себя отдельным человеком. Таким же, каким был. И ты не четверть, треть или половина — к черту отрезанные ломти: ты дышишь в собственном ритме, не ждешь звонка, не проверяешь соцсети, не бронируешь столик на двоих, а просто приходишь и садишься или не приходишь и не садишься, и никаких тебе неподаренных подарков, невыполненных обещаний, ревности к бывшим и будущим, жалости к себе. Ты — космос. Пустота пустоты. Твой единственный план — ты сам, и это — лучшая в мире новость.

Возможность думать о чем угодно вместо того, чтобы паниковать по поводу того, что думают о тебе, — свобода в квадрате.

Даже город сменила, но не могу сменить себя — сделать то единственное, что могло бы мне помочь.

Нас разделяет апрель, но людей с таким именем очень мало, значит, это не считается. — Спасибо, теперь мне не так обидно, что родители назвали меня как предмет одежды.

Я совсем не помню, как это бывает с людьми — хорошо.

Я могу вернуться в Москву. Хотя бы ненадолго — на два, три, четыре часа, — ну и пусть! Вцепиться в нее, внюхаться, прижать себя к ней местом отрыва, остановить кровотечение.

И хотя время уже поджимало, это не мешало нам замирать у витрин магазинчиков на Мясницкой и рассматривать новогодний декор: всех этих оленей, заснеженных сов и обернутые мишурой подсвечники, — запрокидывать головы и любоваться опутанным гирляндами небом, находить губами губы, спрятанные под шарфом, — непреодолимое желание делать это снова и снова, я помню, мне казалось, что скоро все закончится.

Все говорят о второй волне пандемии и переходе на дистант. Я мечтаю о дистанте.

Весь мой чертов дом остался дома.

Конечно, всегда остаются книги. Именно мои остались дома. Моя комната осталась дома.

Весь мой чертов дом остался дома.