Линор Горалик

Никаких больше настольных елочных карликов с приклеенной мишурой! Никаких чужих елок, дачных елок, приемных елок, прекрасных, но недоступных витринных елок

Только рядом с другим человеческим существом и можно нашарить впотьмах вертлявую границу собственного существа, сказать себе: вот, здесь заканчиваюсь я, и начинается кто-то другой. Приподняться на цыпочки, заглянуть в чужие глаза и тут же отпрянуть, отвернуться, потому что там, дальше, — заповедная территория. Нас туда и рады бы пустить, да невозможно воспользоваться таким гостеприимством. Хаживали, знаем.

Израильский светский разговор построен по схеме “сейчас все плохо, потом станет хуже, потом еще хуже, и в результате все будет отлично”.

Мы шли за елкой
И белые духи деревьев на нас из тьмы выступали

Черная ночь вся в дырочках призрачных звезд

Мы прошли глубже и свет деревьев встал вокруг нас
Мы оказались в ладони зимнего леса

Я пытался работать над диссером, а заодно нащупывал смысл существования этого диссера и то, каким образом теория повествовательной структуры мифологических нарративов о родовом проклятии поможет мне в жизни, да хоть с тем же кредитом.

Родители относились к Старшей с «не» заранее.

Она не получилась — мать и отец это уже обсудили между собой.

Будущее мигает моей мигренью,
показывая больше льда и снега.