Ирина Крупичева

– Дел, я хочу пирсинг в языке.

– Убирайся отсюда.

– Даже жалко это есть. Такая красота!

– У меня противоположная проблема. Такая красота! Не могу дождаться, когда съем ее.

– Как твоя бабушка?

– Она велела Кембрии передать мне, что вычеркнет меня из завещания, если я не увезу ее из больницы.

– Она все еще тебя любит.

Грэм опустил глаза:

– Я не уверен, что Женевьева способна на любовь.

– Она красавица.

– С тобой ей не сравниться.

– Она умная.

– Зато я хитрожопый.

– Нет.

– То есть как это «нет»?

– Это противоположность «да».

Когда вдруг стемнело?
– Не знаю. С того момента, когда ты переступила порог, я не замечал ничего кроме тебя. Такова правда.

Ты так же боишься, что тебе причинят боль, как я боюсь умирать. Но это не значит, что я не собираюсь прожить каждый день на полную катушку.

Он уже закончил телефонный звонок и выглядел так, будто кто-то только что помочился в его хлопья для завтрака.

Вот это сноб! Он точно сноб и подонок.

Моя жизнь была далека от «Секса в Большом городе». В ней было больше от «Секса и жалости». Или «Секса и дерьма».

Почему мы все такие, какие есть? Мы такими не рождаемся. Мы этому учимся.