Эмма Клайн

Она пока что была уверена, глубоко и непоколебимо, что на свете нет ничего, кроме ее опыта. Что все обернется единственно возможным способом, что годы сами выведут ее к двери, за которой дожидается ее неизбежная личность — зародыш, готовый явиться миру. До чего же печально понимать, что до этой двери можно так и не добраться. Что иногда всю жизнь можно прожить, мельтеша на поверхности, — и время пройдет мимо, бездарно.

уж не из-за того ли на ранчо женщин больше, чем мужчин. Журналы учили нас, что, пока тебя не заметили, жизнь — всего лишь зал ожидания. И вот пока я ждала и готовилась, мальчики это же время тратили на то, чтобы вырасти в самих себя

Я думала, что если любишь кого-то, то эта любовь становится чем-то вроде страховки: человек видит, какие сильные, какие глубокие у тебя к нему чувства, и это учитывает. Мне казалось, что это справедливо, словно вселенной хоть сколько-то сдалась эта самая справедливость.

Они проверяли на прочность шаткую грань между красотой и уродством, и взгляды расходились за ними кругами по всему парку.

Дело, которое мне было по силам, понятное — как, например, тарелку вымыть. Тарелка могла быть или грязной, или чистой, и я радовалась таким бинарностям, тому, как на них держался день.

Вот чего всем хочется — знать, что их жизни существовали, что люди, которыми они были когда-то, до сих пор живы внутри них.

Журналы учили нас, что, пока тебя не заметили, жизнь — всего лишь зал ожидания. И вот пока я ждала и готовилась, мальчики это же время тратили на то, чтобы вырасти в самих себя

тогда я всерьез не верила, что дружба сама по себе может быть конечной целью, а не фоном для драмы о том, любят ли тебя мальчики или не любят

то чтобы я раньше не замечала Питера, но тогда мне мог понравиться любой его ровесник, тогда мальчики привлекали внимание одним своим существованием.

Мне хотелось, чтобы вместе с переменами заметно перестроился и весь мир, чтобы место разрыва было отмечено заплаткой