Напролом

Мы шли вдоль витрин, разглядывая их и болтая на ходу. Оказалось, что она любит голубое и розовое, но не зеленое, узор из птиц и цветов, а не геометрический, что она любит корзинки, ручки с пластиковым колпачком, виноград без косточек и книги про Леонардо да Винчи.

Видимо, он не замечал, что его первая реакция и нынешнее поведение говорили мне куда больше, чем ему хотелось бы.

Я посмотрел в серые глаза. Всю честность и дружелюбие как ветром сдуло. Их сменила настороженность.

А вот лорд Вонли меня удивил. Когда он увидел нас вместе, на его лице отразилось не прощение, не раздражение, не равнодушие и даже не гнев.
На его лице появился страх. Даже ужас.

Как я жалел, что приехал! Я выключил камеру и стоял молча, не зная, как извиниться за подобное вторжение в чужую жизнь.
Он стер слезы тыльной стороной руки.
– Это было два года назад, – сказал он. – Вот только-только… Он был хорошим человеком, мой сын Джордж, знаете ли. Этот Аллардек… он просто убил его.

Он молча смотрел мне в лицо, но, похоже, видел совсем не меня, а какую-то сцену из прошлого. И сцена эта была ужасной. Лицо его сделалось таким напряженным, что я действительно подумал, что мне не стоило сюда приезжать.
– Этот ваш фильм его погубит? – хрипло спросил старик.
– Некоторым образом да…
– Он достоин гибели и вечного проклятия!
Я достал из сумки видеокамеру, показал старику и попросил смотреть в объектив.
– Вы расскажете, что произошло с вашим сыном?
– Расскажу.
Я установил камеру на куче хлама и включил ее. Задал несколько вопросов, и старик рассказал, в общем, все ту же знакомую историю. Мейнард с улыбкой явился на помощь во время небольшого финансового кризиса, вызванного быстрым ростом фирмы. Дал денег под небольшие проценты, а в самый критический момент потребовал вернуть долг. Фирма перешла к нему, Джордж Таркер остался ни с чем, через некоторое время Мейнард продал все, что можно было выгодно продать, а работников выбросил на улицу.
– Обаятельный был, гад, – говорил Джордж Таркер. – Рассудительный. Доброжелательный. Всегда рад помочь. А потом раз – и все рухнуло. Фирма моего сына рухнула. Он начал свое дело, когда ему было только восемнадцать, и работал, как проклятый… а когда ему исполнилось двадцать три, фирма стала расти чересчур быстро.
Изможденное лицо смотрело прямо в камеру, и в уголках глаз стояли слезы.
– Мой Джордж… мой мальчик… мой единственный сын… он во всем винил себя. И в том, что люди остались без работы… Он запил. Он очень хорошо разбирался в электричестве… – Две слезы скатились по морщинистым щекам и исчезли в бороде. – Он обмотался проволокой… и включил ток…
Голос старика пресекся, как пресеклась когда-то жизнь его сына. Это было невыносимо.

мы уверены, Мейнард его получил.
– Но не ответил