Калечина-Малечина

Катя однажды пыталась объяснить Ларе, что не может находиться в многочеловеческих пространствах: сразу сбегают силы, роняются мысли, а в голове больно стучит. Лара сказала, что Катя, наверное, не человек, потому что люди созданы для того, чтобы существовать вместе.

Катю отдавали в кружки, но там ей вращаться не нравилось. Они занимали послешкольное время, в которое можно было отдыхать от людей. Катя однажды пыталась объяснить Ларе, что не может находиться в многочеловеческих пространствах: сразу сбегают силы, роняются мысли, а в голове больно стучит. Лара сказала, что Катя, наверное, не человек, потому что люди созданы для того, чтобы существовать вместе.

Катя заметила на рельефном боку забора надпись чёрной краской «ой жив», что значило скорое его прекращение.

«Мать-одиночка», – это произнес один лысеющий выросший из вожатых, когда увидел Ольгу Митиевну с дочкой в столовой. Катя не поняла, что именно это значило для лысеющего – хорошо или плохо, но для себя решила, что это отлично – так как это означало, что у Ольги Митиевны нет мужа, а у Саломеи – отца. Значит, дома тихо, чисто, не страшно и компьютер без пароля. Телевизора, как удивила учительница всех на первом занятии, у них не было. Это означало, что без папиной зарплаты Ольга Митиевна с Саломеей совсем бедные, но свобода, решила Катя, важнее.

Катя слышала, что сначала лагеря придумали для наказания людей, выросших и невыросших. А потом всё перепуталось в головах, и хорошее стали считать плохим, а плохое – очень хорошим. Наказание, например, называли трудом или даже отдыхом.

Живот ныл и ёрзал в теле почти постоянно. Катю тошнило. Комната с заливными пятнами находилась в 1300 километрах от неё.

– Не придумывай! – это мама отвечала Кате, когда та по телефону просила забрать её из лагеря. – Ты просто не знаешь, как тяжело папа добывал эту путёвку. Ешь фрукты, купайся, дружи с ребятами!

В прошлом году летом Катю сослали в лагерь на море. Почему выросшие думали, что невыросшие любят лагеря, она не знала. Но некоторые и правда любили. Как и школу, например. Самым страшным в лагерной жизни Катя считала кишение людей. В основном невыросших. От них нельзя было скрыться. Нельзя уйти домой и посидеть одной несколько часов до вечера. Даже ночью нельзя спокойно лежать, играть с потолком или просто думать. Вокруг шептались, сопели, вертелись, пускали газы, хихикали невыросшие. Спали по восемь штук в комнате на кроватях с железными пружинами. Ходить в столовую, на море и даже в туалет можно было только строем. В туалет поодиночке отпускали только по отпрашиванию. Даже в море забегали только отрядом по свистку. То есть в лагере совсем нельзя жить по-выросшему – ходить одному и куда вздумается.
В туалетах зияли дыры в запачканном полу без сливов и перегородок. Катя удивлялась, как многие невыросшие не стеснялись перед остальными и не задыхались сидеть тут дольше минуты. По отверстиям, полу, стенам и потолку ползали специальные южнотуалетные слизни и оставляли за собой влажные следы. Фрукты – главную гордость юга – раздавали в столовой только зелёные и твёрдые, не похожие вяжущей безвкусицей на те, что продавали в магазинах и на рынке дома. Эти местные плоды долго потом крутили живот и вынуждали чаще отпрашиваться к слизням.
Еды всегда не хватало, все без исключения набирали хлеб в столовой и сушили его в тумбочках. Невыросшие побогаче меняли карманные деньги на чипсы и шоколадки в магазине при соседнем санатории. Некоторые отдавали эту вкусную еду безденежным невыросшим за всякие услуги. Например, одна девочка показывала себя между ног за среднюю пачку чипсов с беконом или за клубничную шоколадку. Смотрели четверо невыросших: трое мужского и одна женского пола. Поодиночке или все вместе. Если вместе, то вкусной еды получалось сразу много. С этой показывающей невыросшей Катя начинала дружить в автобусе, который вёз их до поезда. Она немного походила внешне на Лару. А потом они наговорились, и девочка перестала с Катей общаться. Та почти не обиделась и не переживала. А потом Кате рассказали про показывания. Обычно они происходили за туалетом после полдника.

чительница отодвинула стул, прошла к Кате и сделала вид, что нежно обнимает её, на самом деле зажала её плотными руками.

Больно всегда становилось не сразу, а после, когда казалось, что в ударенном месте под кожей поселилась горящая муха, которая бьётся, чтобы вырваться наружу. А ещё страшно было от ожидания новых мух.

о понарошистого вечера, когда приедет мама, оставалось четыре с половиной часа. До настоящего, когда вернётся папа, – шесть с половиной.

атины глаза будто лопнули, а мочки залезли в ушные дыры. Невыросшие превратились в мявкающих монстров. Учительница – в монстра покрупнее. Катя добралась по памяти до своей предпоследней парты.
Чудовище Вероники Евгеньевны выхрипнуло знакомое Кате словосочетание. Монстр рядом с Катей приподнялся и пополз к доске. Учительницезавр снова начал рычать в рифму.