Никто нигде. Удивительная автобиография аутичной девочки

Эта книга — история двух битв: одна — за то, чтобы не подпускать к себе «мир», другая — за то, чтобы с ним соединиться.

– Ты когда-нибудь сходишь со сцены?

Его проницательность меня поразила.

– Как ты догадался? – воскликнула я.

– Никогда еще не встречал человека, которому хватает сил на такие долгие представления. Откуда у тебя столько энергии? – продолжал спрашивать он, молчаливо приняв правоту своего наблюдения.

То, что им казалось мелким, я воспринимала как глубокое. То, что они считали умным, мне не составляло никакого труда, поскольку для меня было лишено всякого личного значения. Люди вокруг судили обо мне по тому, что видели и слышали – а я беззвучно вопила из-под своей пустой оболочки, требуя, чтобы они закрыли глаза, заткнули уши и постарались меня почувствовать.

Но оказалось, что собственные страхи, самолюбие, эгоизм ослепляют людей. С упорством невежд цеплялись они за свои чернобелые представления о «нормальности».

Передо мной лежали вещи, разложенные по категориям; категории медленно и плавно переходили одна в другую – конкретным, наблюдаемым, абсолютно упорядоченным образом.

Места, переживания, люди, к которым я была привязана, мое чувство безопасности, моя способность понимать взаимоотношения вещей – все находилось в этой коллекции. Я могла рассортировать эти вещички – и обнаружить в них порядок, последовательность, чувство причастности, которых так не хватало мне самой. Я точно знала, какую роль играет каждая вещь в отношениях с другими вещами – в отличие от моих собственных отношений с людьми. Каждое из моих «сокровищ» занимало собственное неоспоримое место в общей картине – и это было совсем непохоже на мою жизнь.

Поначалу я писала классическую музыку. Ноты читать не умела, поэтому не могла и как следует записать то, что сочиняла. Мне приходилось просто запоминать свои произведения – обычно этого было достаточно. Со временем музыка становилась все сложнее, и мне пришлось изобрести собственный способ нотной записи – при помощи точек и черточек различной длины; над этими точками и черточками я ставила буквы и стрелочки, показывающие, повышается мелодия или понижается. Со временем я купила несколько книг по теории музыки и немного выучила стандартную нотную грамоту, хотя по-прежнему полагалась в основном на собственную систему.

Ведь из всего, что происходило вокруг, очень немногое по-настоящему меня задевало. Даже когда что-то случалось с моим телом – это было всего лишь тело, еще один предмет «их мира» или, быть может, стена между «моим миром» и «их».

Она спросила, зачем я сделала то, что сделала. Я ответила: потому что «в мире не осталось любви».

Снаружи все вокруг твердило мне: выживание зависит от того, насколько тонко я научусь подражать нормальности.

Музыка оставалась со мной и помогала мне чувствовать, даже когда исчезало все остальное.