Омикрон

Ни одна система саморазвития не представляет собой опасности, пока с ней не соприкоснется человек. Мы вкладываем в создаваемые машины те или иные качества, мы программируем их на определенные действия или позволяем воспринимать образ своих мыслей, как эталон… а потом, когда из-под наших же рук внезапно выходит нечто чудовищное, враждебное, мы не понимаем, что искусственный интеллект – это зеркало, отражение тех, кто его создал либо воспитал на примере собственных поступков и мыслей

нет правых и виноватых, – есть глобальные последствия вселенского безумия

— Знаешь, что я тебе скажу, Генри?
— Ну?
— Ни ты, ни я не относимся к потерянному поколению.
— Это почему, Шевцов?
— Потому что мы мыслим иначе. Ты прав относительно иллюзий. Есть сорт опасных заблуждений, есть иррациональный страх перед призраками былого, есть обыкновенная беспомощность перед теми, кто делает бизнес на обломках великой трагедии. Или, может быть, ты считаешь, что они изменят судьбы наций, возродят какие-то ценности, очистят мир от порожденных войной фобий?
— Нет, конечно… — фыркнул Генри, по-прежнему глядя за окно.
— Тогда кто?
— Ну, не знаю… — Он повернул голову, посмотрев на Семена. — Только не пытайся внушить мне свои идеалы, ладно? По-моему, у нас проблемы, забыл?
— Нет, не забыл. Но и ты заметь, пожалуйста, один нюанс.
— Какой?
— Мы два врага по историческому определению. Ты должен ненавидеть меня, а я тебя. За моей спиной пять лет несправедливой каторги, у тебя война отняла родителей, кров, так ответь: почему мы сидим вместе, в одном салоне машины, пытаемся решить общую проблему, а не вцепимся друг другу в горло?
Нолан оторопел от такой постановки вопроса.
— Мы влипли в одну и ту же историю, — буркнул он.
— Нет. Это лишь притянутая за уши отговорка.
— Тогда объясни мне, умник…
— Ты сам начал этот разговор. Ты сказал, что давно нет правых и виноватых, — есть глобальные последствия вселенского безумия.