Разные оттенки смерти

Арман Гамаш знал, что воздвижение стен никогда не приводит ни к чему хорошему. То, что люди принимали за безопасность, на самом деле было пленом. А в плену почти ничто не расцветает.

Никто не может­ причинить нам боль, если мы сами готовы признаться в своих ошибках, раскрыть свои тайны

Старший инспектор Гамаш внимательно слушал. Он, как никто другой, знал цену факта. Но еще он знал, что убийца редко обнаруживается в фактах.

Творчество — это наша реакция на боль. Нет боли — нет и продукта.

Он казался таким же, как и остальной мир, но таковым не был. Цвета там становились бледнее. От музыки оставались одни ноты. Книги более не увлекали и не утешали. Разве что отчасти. Еда превращалась в питание. Дыхание становилось вздохами.
И еще они знали что-то такое, что было неизвестно остальным. Они знали, как счастлив остальной мир.

— «Господи, — прочитала она, — дай мне душевный покой, чтобы принимать то, чего я не могу изменить, мужество — изменять то, что могу, и мудрость — всегда отличать одно от другого»

Ну, кроме стрельбы, есть и другие способы нападения. Способы сделать больно. Даже убить. Можно разрушить репу­тацию человека. Если поднапрячься, то можно убить их упорство, их желание, даже творческий импульс

У меня есть теория, старший инспектор, — сказал Фортен, закидывая ногу на ногу и разглаживая джинсовую ткань. — Согласно этой теории, большинство профессий само нас выбирает. Мы можем привыкнуть к той или иной профессии, но по большей части карьера находит нас сама, потому что она отвечает нашим душевным потребностям

Ты лежишь на смертном ложе,
Час тебе осталось жить.
Так кого все эти годы

Творчество — это наша реакция на боль. Нет боли — нет и продукта.
— Ты веришь в это? — спросила Клара