Майамификация

зом, который, впрочем, никогда не раскрывает подробностей так называемого личного, а лишь вечно раздражает других примечательными рабочими моментами. Чем не способ вести свой аккаунт. Каждый день новый пост о твоих ­успехах — так выглядит твой строгий Facebook-­режим. И практически никогда не переписываться, не дискутировать, что редко бывает продуктивным, но всегда — затянутым и легко перетекает во взаимную враждебность, поэтому ты предпочитаешь лайкать редкие заряженные обидой оскорбления, тем самым сводя их на нет. Тебе нравится комичное гипертрофированное стремление Facebook и Instagram к self-branding, неоспоримое желание произвести хорошее впечатление, предстать в лучшем свете, работать над своим имиджем. Facebook как вечно движущаяся машина подражания и, как ты где-­то прочитал, ­медиум эскалации восхищает тебя не меньше Майами, как и любая другая майамификация твоего жизненного и рабочего ритма, когда он становится более спокойным, менее академическим, более радостным. Завороженность мифическим городом, который постоянно перерастает свой собственный образ и создает его вновь, так же как и сейчас, когда ты смотришь за рамки монитора на заново смешанные краски зарождающегося майамского дня.

В конечном счете, ты пытаешься воспринимать социальные медиа как жанр, который предписывает определенные правила, принуждает, но в то же время открывает новые возможности. И не в смысле зла, подрывающего твою аутентичность. Напротив, аутентичность может оказаться поверхностным феноменом, ироническим эффектом, а не проявлением подлинной глубины. Ты уже писал в своей посвященной иронии диссертации о фигурах Денди, Эстета, Соблазнителя, Фланера, Паразита и Ироника, с трудом разграничивая эти понятия. Так и жанр Facebook может быть наилучшим образом исследован на примере пародийного «Я», которое принимает во внимание выводы Сьюзен Сонтаг из эссе О стиле: «Именно обнаружение повторения делает произведение искусства понятным».
Поэтому каждый день — а точнее, каж­дую вторую половину дня, поскольку добрая часть твоих друзей и подписчиков живут в Северной и Южной Америке — ты рад столь упорно работать над собственным обра

нажатием кнопки или поворотом ключей люди пересекают временной отрезок в несколько миллионов лет. Или сколько там необходимо, чтобы из ископаемых получилось сырье?

как и где в будущем будут возникать философские мысли, имеющие значение в этом мире — то есть за пределами всё более скудно обустроенных академических институтов, всё чаще вращающихся вокруг самих себя в своей повседневной профессионально-­философской деятельности

НИКОЛАС КАРР:
Сеть отнимает у меня способность концентрироваться и созерцать. Вне зависимости от того, нахожусь я в Сети или нет, мой мозг рассчитывает получить инфор­мацию способом, ­при­вычным для Сети: с помощью быстро ­движущегося потока частиц. Когда-­то я был умелым аквалангистом в море слов. Теперь же просто скольжу по поверхности как парень на гидроцикле

Неизбежна ли следующая террористическая ­атака? Где будут приниматься решения о последующих действиях? И всё же тезис Грузина о том, что основной функцией медиального упреждения является своего рода профилактика травматического опыта, кажется тебе неубедительным. Разве страх перед якобы травматическими собы­тиями (террористическими атаками) не является медиа­политически ­желаемым, умышленно охраняемым и культивируемым?

Даже если вы не знаете, что случится в следующий момент, будущему вы уже известны. Старая игра прокрастинации сыграна. На нее больше нет времени.

как любят писать: ­сейчас для этого не место.

Чтение книг, не говоря уже об их написании, стало, помимо интеллектуальной работы, задачей интеллектуально-­этической,

После изображений — значит до изображений.