Дотянуться до звезд

еперь ты даже не пытаешься быть счастливым, чтобы снова все не потерять.

И вообще, что толку от романтики? Это просто красивые слова, которые ничего не значат, если за ними не стоят серьезные намерения

Знаешь, почему рассвет так прекрасен, Отем? – спросил папа как-то раз. – Потому что каждый день – это новая возможность встретить что-то удивительное. Тебе просто нужно быть к этому готовой»

любви нельзя принимать решения. – Он постучал себя по лбу. – Можно только слушать свое сердце.

«Порой сердце прячется за разумом».

Если хотите быть успешной, одевайтесь так, будто вы уже успешны

«Я бы отдал их тебе, Отем. Отдал бы всю свою любовь. Ради тебя…»

Для тебя я бы звезды

С неба достал

И, расплавив в горне их жар,

Ожерелье сковал,

И тебе преподнес,

Чтобы лик твой ярче сиял.

Для тебя я бы голой рукой поймал

Прихотливое пламя свечи

И зажег его вновь

Дыханьем своим,

Чтоб твой путь

Озаряла в ночи.

Для тебя соленые воды морей

Осушить я готов до дна.

Как бездонна ты,

Моя жизнь и любовь

Знает только судьба одна.

И спуститься к самому центру земли

Я готов – ты лишь пожелай.

Хоть до края света дойду для тебя,

А захочешь – отправлюсь за край.

Мои руки связаны за спиной,

Я не мог набраться отваги.

Куда крепче цепей и веревок любых

Кандалы из чернил и бумаги.

Я пошел бегать. Мчался все быстрее и быстрее, пока совершенно не выбился из сил. Безуспешно пытался выжечь чувства к Отем, глубоко проросшие в сердце, пытался убедить себя, что мне достаточно их счастья. Ведь я любил их обоих больше, чем кого бы то ни было на свете.

Два моих любимых человека.

Я любил ее. Мое израненное, покрытое трещинами сердце боялось любить, и все же я любил Отем Колдуэлл. Моя душа пела слова, которые я никогда не скажу ей вслух.
Я снова прижал ручку к бумаге и вывел свое имя. Мое имя. Уэстон. Потому что так она всегда меня называла. Только так. Я ее Уэстон до самой смерти, и, возможно, она наступит сегодня.
Едва я вывел последнюю букву «н», как разорвалась первая бомба.

Уэстон обнимал меня так, словно я – самая величайшая драгоценность, которой он когда-либо касался своими заскорузлыми ладонями и ободранными костяшками.